Привольем дышит воздух здесь

...Полдневный зной заметно спал, когда я вышел из краеведческого музея. Увиденное там прочно держало в плену воображение, и каждый стоящий здесь, на Советской улице, старый дом, закрытый зеленью деревьев, казался испол-, ненным значимости и тайны. Вот в этом доме под № 32 побывал Пушкин, совершивший осенью 1833 года путешествие в Оренбургский край для сбора материала о Пугачевском восстании. Вместе с В. Далем, жившим тогда в Оренбурге, он отправится в Берды – бывшую пугачевскую столицу, чтобы побеседовать со старой казачкой Ириной Афанасьевной Бунтовой, которая видела и помнила то, что волновало поэта. В письме к жене он напишет: «Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикой».

В том же доме № 32 четырьмя годами позже случится быть и другому русскому поэту – Василию Андреевичу Жуковскому. А поднявшись вверх по той же Советской улице, можно увидеть и другой дом, № 3, связанный с именами Т. Г. Шевченко и Н. Г. Чернышевского. Не столь древняя старина Оренбурга хранит в себе много такого, что будит и волнует душу. Сколько прекрасных имен связано с этим городом: А. Н. Плещеев, С. Т. Аксаков, А. А. Алябьев, Н. М. Пржевальский...

А постройки Оренбурга! Чего стоит, например, один Караван-сарай, высокий минарет которого, своими очертаниями напоминающий ракету, виден, пожалуй, из любого конца города. Построенный в 1846 году по проекту академика архитектуры А. П. Брюллова, он долгое время, как и все караван-сараи, служил гостиницей для приезжих купцов, разных именитых людей. В Караван-сарае, при квартире генерал-губернатора Н. А. Крыжановского, были обширные покои для гостей. Предполагают, что в них останавливался в свой приезд в Оренбург в 1876 году Лев Николаевич Толстой. Генерал был старым приятелем писателя, его севастопольским сослуживцем. И с ним, как вспоминает один из историков, Л. Н. Толстой очень приятно провел время в воспоминаниях давно пережитого. Встреча эта не прошла для генерала бесследно: считают, что после бесед с Л. Н. Толстым, воспоминаний о севастопольской страде, рискнул себя испытать в литературе и сам Крыжановский. Уйдя в отставку, 68-летний автор предложил «Русской старине» очерки «Севастополь и его защитники в 1855 году» и «Севастополь в ночь с 27 на 28 августа 1855 года», которые и были напечатаны в 1886 году. Что-то вынес для себя из этих бесед с давним приятелем и Лев Николаевич Толстой. В 1878 году он писал: «У меня давно бродит в голове план сочинения, местом действия которого должен быть Оренбургский край, а время Перовского». Судьба Василия Алексеевича Перовского, участника Отечественной и Турецкой войн, крупного военного и государственного деятеля, управляющего Оренбургским краем, занимала писателя. Он читал «Записки В. А. Перовского о пребывании его в плену в 1812 – 1814 гг.». И эти записки помогли ему, когда он писал «Войну и мир».

Л. Н. Толстой не застал В. А. Перовского в живых, потому важен был всякий рассказ об интересовавшей его личности, которая должна была стать прототипом главного героя задуманного писателем произведения. Исследователи творчества Л. Н. Толстого считают, что судьба Перовского могла лечь в основу романа о декабристах. Мог он, по-видимому, стать и прототипом главного героя задуманной повести «Князь Федор Щетинин».

Поездка в Оренбург была необходима Л.Н.Толстому и для того, чтобы ощутить, почувствовать самобытность этого разноязыкого города, расположенного на стыке Европы и Азии. И, конечно же, в памяти великого писателя не могли не отпечататься многокрасочность и многоликость Менового двора, деловой шум и гомон оренбургских базаров и многочисленных торговых лавок. Надо думать, запомнился ему и этот, легко уходящий ввысь минарет Караван-сарая и голос казаха-возницы, настойчиво выкрикивающего с мостовой в вечерней тиши: «Бел глин, бел глин». Эти запряженные верблюдами повозки, развозящие по дворам белую глину для побелки домов, были неотъемлемой частью города, как, к примеру, нынешний троллейбус, шелестящий шинами по горячему асфальту Паркового проспекта.

Интересна и самобытна история Оренбурга, но перед днем сегодняшним бледнеет она. Немало примечательного откроет для себя в этом городе каждый, приехавший сюда сейчас. Ну, например, то, что в Оренбурге много студенчества. Тут и политехнический вуз и сельскохозяйственный... Только на одной Советской сразу два института – медицинский и педагогический, а повыше их, на берегу Урала, – одно из старейших учебных заведений Военно-Воздушных Сил страны – Оренбургское высшее военное авиационное Краснознаменное училище летчиков имени И. С. Полбина.

260 Героев Советского Союза, девять удостоены этого звания дважды – вот что такое Оренбургское летное. Первый космонавт Юрий Гагарин – тоже его выпускник.

На учебном аэродроме, вдали от города, я видел, как учатся летать курсанты оренбургской «летки». Видел, как уверенно заходят на посадку тяжелые машины. Говорил с курсантом, старшиной звена, двадцатилетним Сергеем Спириным после его очередного самостоятельного полета. Сергей мял в руках шлемофон, не отрывая глаз от посадочной полосы, где с небольшим интервалом одна за другой заходили на посадку машины его товарищей по училищу, ярко блестели на солнце фюзеляжи и большие, включенные, несмотря на день, прожекторы. Почувствовав мое удивление, Сергей пояснил: «Это чтобы отпугнуть птичек». Он так и сказал: «Птичек» – и улыбнулся. Улыбка вообще не сходила с его лица. То ли он радовался успешному выполнению задания, то ли тому, что сегодня будет вечерять со своими. Как я узнал, отец и мать Сергея живут здесь неподалеку, в селе. Мать – нянечка в детском саду, отец – механизатор, сейчас на комбайне. Сергей только что сверху видел отцовский комбайн, может быть, и отец его заметил.

В Оренбурге 256 солнечных дней в году, как утверждают синоптики, гораздо больше, чем в Крыму. Такая солнечная погода хороша и для совершенствования мастерства летчиков и для тех, кто занимается хлеборобством.

Стоял август, его вторая половина. Над степью дрожало марево. Полдневный жар земли сливался с горячим дыханием комбайнов, медленно двигающихся навстречу густым желтым валкам хлебов, и казалось, темно-красные кожухи комбайнов вот-вот расплавятся в этой августовской духоте.

Был самый разгар жатвы. Область жила страдой. В Оренбурге, на площади перед Домом Советов, установлен «экран страды». Каждый день появляются на нем цифры убранных гектаров, намолоченных центнеров. И каждый день оренбуржцы ревностно следят за «экраном» на площади, за газетной страницей, жадно ловя вести с полей, радуясь и переживая за успехи хлеборобов.

Всякий вступивший в эти дни на оренбургскую землю невольно становится свидетелем, а то и участником большой битвы за хлеб. Сравнение это, пущенное, видимо, в ход кем-либо из фронтовых газетчиков, очень верно передает характер того, что происходит в оренбургских степях. Представьте себе огромное поле в пять миллионов гектаров, окутанные облаками пыли десятки тысяч жаток, комбайнов, автомашин, рокот которых не смолкает деже ночью.

Будучи в гостях у оренбуржцев, космонавт Борис Волынов рассказывал, что, пролетая в августе 1976 года над-оренбургскими степями, он вместе с Виталием Жолобовым был изумлен тысячами загадочных, волшебных огней. Такая она, ночная оренбургская степь, в горячую страдную пору.

Тесно в эти дни на пыльных проселках и отполированных до блеска автомобильными шинами большаках, по которым ходко идут тяжело груженные траллеры с зерном. Идет хлеб, идет оренбургская пшеница, снискавшая прочную славу на мировом рынке. Еще в 1862 году на Лондонской международной выставке она была признана превосходной и удостоена золотой медали. Не нашлось у нее конкурентов и на Всемирной выставке в Париже в 1867 году и на Всемирной выставке в Москве в 1882 году. Качество зерна, как известно, определяется степенью содержания в нем белка. Мировой стандарт по белку в пшеницах установлен 12,5 процента Канада – крупнейший в мире поставщик хлеба – идет на уровне стандарта. В зерне Аргентины и Франции 14 процентов белка. В оренбургской же твердой – 18 – 20 процентов!

Ну, н.коль дело дошло до сравнения, стоит привести и такое: твердых и сильных пшениц, тех, что составляют красу и гордость Оренбуржья, здесь высеивают больше, чем Западная Германия,

Англия, Ирландия, Бельгия, Нидерланды, Швеция, Финляндия, Дания, Норвегия, Австрия и Швейцария, вместе взятые.

Два ордена Ленина на знамени Оренбургской области. Так высоко оценила Родина подвиг хлеборобов.

Богата и щедра хлебная нива Оренбуржья. За .эту пятилетку хлеборобы области сдали государству свыше 19 миллионов тонн зерна. В этом году, весьма сложном по погодным условиям, сдано 2 миллиона 800 тысяч тонн.

Как известно, хлеб сам по себе не растет. Одному земледельцу известно, каких трудов стоит хороший урожай. Сколько хлопот и тревог придется испытать ему, пока не нальется колос, пока не зашумят, не заходят под ветром набравшие силу хлеба, вселяя в душу одному ему известную радость, которую он и не всегда-то решится высказать вслух. И его суеверие понятно. Вырастить хороший хлеб – половина дела, ибо с детских лет, от отца-матери, от деревенских стариков усвоил он истину: не тот хлеб, что в полях, а тот, что в закромах. И то, что другим представляется на первый взгляд невероятным, немыслимым – провести тринадцать, четырнадцать часов кряду в духоте и жаре за штурвалом комбайна, – ему кажется естественным, нормальным.

– А как же иначе, – скажет мой давний знакомый комбайнер, звеньевой, коммунист Николай Бегеба, к которому я снова заехал в совхоз «Чебеньковский» в самую важную для него, хлебороба, пору, – ведь это же хлеб!