Рига – большой город. Очень культурный, очень красивый, к тому нее еще и приморский: рижские пригороды плавно перетекают в знаменитое курортное взморье. Прекрасный город! Радостно в нем бывать, хорошо жить. Но именно из Риги пришло в редакцию письмо от самого нормального, ничем не ущемленного и все нее не слишком счастливого девятиклассника Володи. Странное письмо! Очень искреннее и очень сумбурное, оно, как двухцветная ткань, отливало то бодростью, то тоской...

«...Почти все школьные годы я был скромным и застенчивым. Нет, я не хочу этим хвастаться. Это скорее недостаток. Мелкое событие могло вывести меня из себя, исковеркать целый день. И именно поэтому я стал более наблюдательным, чем другие.

До девятого класса я ни разу не танцевал и в этом смысле был своего рода единственным человеком в классе. Но на одном из школьных вечеров меня пригласила на танец девочка. Какое это произвело впечатление на меня! Не потому, что она была лучшей ученицей, – я и сам мог быть таким, – а потому, что она была первым человеком, который подошел ко мне и протянул руку. А эта рука была мне так нужна! Ведь я был один, совсем один в классе из тридцати человек. У меня никогда не было друзей. Я как-то постепенно с этим смирился и даже перестал обращать внимание.

А с этой девочкой я учился несколько лет, правда, в разных классах, но не замечал ее. Видел почти каждый день – и не замечал!

Есть люди (к сожалению, таких подавляющее меньшинство), которые понимают других, знают, что могут причинить другому боль, и поэтому никогда ее не причиняют. Люди эти могут узнавать настроение собеседника даже по взгляду. Как мало таких людей! А как нужны они в наше время!»

Володя писал еще о многом: о значении прошлого в жизни человека и о Джеке Лондоне, о благой роли труда и об упорстве в достижении цели. Но меня в его письме остановило и глубже всего задело другое – самая личная, самая пронзительная деталь: «...она была первым человеком, который подошел ко мне и протянул руку. А эта рука была мне так нужна!..»

Одиночество в шестнадцать лет, в девятом классе? Одиночество в прекрасном, людном, богатом возможностями городе Риге?

Проще всего было бы отнести возникшую тему к разряду надуманных. Но почти одновременно с Володиным конвертом в редакцию пришло письмо из Челябинска – тоже прекрасного, тоже людного, тоже богатого возможностями. И, по странному совпадению, тоже от Володи.

Автор его, двадцатилетний наладчик болтонарезных станков, с первой нее строчки брал быка за рога:

«...Вы знаете, что такое одиночество???»

Может, и вправду его забота стоит трех вопросительных знаков и многоточия перед первой строкой?

Почему он пишет мне?

Для меня тема началась не письмом Володи из Риги и не риторическим вопросом Володи из Челябинска. Я ломаю над ней голову довольно давно. Эти письма – лишь повод для разговора...

Несколько лет назад была напечатана моя статья. Была она полемическая, к тому нее про любовь. Словом, за неделю пришло в ответ десять тысяч писем. Этот читательский отклик обрадовал и работников редакции и меня: вот ведь какую почту вызвала наша публикация! Сам я, конечно, прочел не все письма, а лишь адресованные лично автору. И, пока читал, победное мое настроение менялось: на душе становилось тревожнее и неуютнее, что ли...

Правда, во многих письмах читатели размышляли по поводу поставленных проблем, и это была нормальная редакционная корреспонденция: спорная, в чем-то противоречивая, но безусловно интересная. Зато другая часть почты резко отличалась от этой, нормальной. Я вскрывал конверт за конвертом, и на стол ложились письма глубоко личные, многостраничные исповеди, предельно откровенные рассказы о душевных смутах, драмах и трагедиях. Иногда это были воспоминания об уже пережитом, чаще сиюминутная, обнаженная человеческая боль. Многие письма были без подписи, и от этой их анонимности становилось еще тяжелей: «Знаю, что никто не может мне помочь, потому и не подписываюсь ».

К слову, в большинстве таких случаев помочь можно было бы, но не искать нее человека по почерку да штампу на конверте!

Но какая нее связь между всем этим и письмами двух Володь? Связь самая прямая, к сожалению...

Помню, тогда, после прочтения одного из самых искренних и горьких писем, меня вдруг озадачил один очень простой вопрос: а почему, собственно, этот человек пишет мне? Ведь я ему не друг и не родственник, он меня никогда не видел, судя по письму, далее книг моих не читал. Фамилию – и ту перековеркал.

Ведь есть же у него семья, родные, товарищи по учебе и работе, коллектив есть. А он долго таит боль в себе и, вконец изнуренный молчаливым мучением, пишет письмо за тридевять земель, бросается за советом и помощью к совсем незнакомому человеку. Неужели там, дома, и выслушать-то было некому?

Если бы во всей нашей гигантской стране количество людей, по той или иной причине страдающих от одиночества, ограничивалось несколькими сотнями ребят и девушек, отозвавшихся собственной болью на статью в газете, и тогда разговор наш имел бы смысл. Ведь когда один-единственный моряк или летчик терпит бедствие – да что там, когда обычный больной борется с недугом, – мы не раздумываем, стоит ли ему помогать, и не утешаемся тем арифметическим соображением, что в конце концов этот бедолага – всего лишь одна четырехмиллиардная часть человечества. Каждый человек – часть твоей личности, каждый колокол звонит по тебе – мудра и непреложна эта истина, которую так ярко сформулировал в восемнадцатом веке Джон Донн и так вовремя вспомнил в двадцатом Эрнест Хемингуэй.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.