Повесть о моем друге

Сергей обнял, прижал жену к жестким ремням, перепоясывавшим гимнастерку. С трудом узнавал он в заспанном усталом мальчонке своего сына.

Антонов не видел их долгих три года...

Обгоняя тыловые обозы, фронтовые госпитали, по Минскому шоссе мчалась небольшая колонна автомашин. Шло победное наступление лета сорок четвертого.

...На разбомбленном шоссе болтало немилосердно. Сергей придерживал автомат и молча смотрел на пробегающие мимо перелески, сожженные дома, скелеты печей – печальные символы погибших деревень, на голубые придорожные озерца, на изрытые, обезображенные шрамами окопов лесные опушки. Где-то впереди протяжно, с надрывом ухали тяжелые орудия.

Секретарь ЦК, не произнося за всю дорогу ни единого слова, глядел на тяжело груженные «ЗИСы», на подводы с госпитальным скарбом, на бесконечные цепочки женщин с детьми, которые брели по дорожным обочинам. Они шли домой – возвращались из лесов в родные села. И глядя на разоренные, сожженные дотла хаты, на возвращение беженцев, П. К. Пономаренко, наверное, как и Сергей, думал лишь об одном: сколько же надо положить труда здесь, на белорусской земле, чтобы вновь задымились печи, разнесся запах печеного хлеба и бульбы, чтобы вернулась жизнь!

Колонна обогнала медленно тянувшиеся обозы и вырвалась на простор шоссе. До Минска – так было выведено на самодельном транспаранте – оставалось около сорока километров.

Неожиданно шофер головной машины резко затормозил. Заскрипели тормоза других автомобилей. Метрах в шести от передней машины разорвалась мина. С надтреснутым свистом мины ложились все ближе и ближе. Стреляли прямой наводкой, с недальней позиции. Справа от дороги, под прикрытием артиллерийского и минометного огня, шли цепью немецкие автоматчики – спешили перерезать шоссе.

Секретарь ЦК, в защитном костюме, с полевыми генеральскими погонами, потребовал у адъютанта автомат. Но уже спустя минуту принял новое решение.

– На максимальной скорости – вперед!.. Проскочим...

Они не знали еще, что произошло. Только спустя несколько часов стало известно, что в тылу, в глубине огромного минского «котла», несколько

фашистских соединений предприняли отчаянную, самоубийственную попытку прорваться к белорусской столице и отбить Минск...

– Проскочим, – повторил Пономаренко.

Вслед за рванувшимся передовым «доджем» помчались другие машины. Снаряды и мины рвались на шоссе, осколками ранило автоматчиков из охраны, но фашистам так и не удалось перехватить штабную колонну.

Через полчаса открылся окутанный дымом неделю уже не потухающих пожаров, израненный, освобожденный Минск.

То, что увидел Сергей, нельзя было назвать городом: груды битого камня и щебня, вывороченные внутренности домов, воронки от авиабомб, тлеющие остовы зданий...

Населения в городе осталось четверть того, что было до войны, остальные или убиты, или угнаны, или не успели еще прийти из лесов, дальних деревень. Единственным большим зданием, которое не успели взорвать фашисты, был Дом правительства, правда, и под него фашисты подложили около двадцати тонн взрывчатки, но нашлась добрая рука, вовремя перерезала в нескольких местах электропроводку. На окраинах кое-где горбились чудом сохранившиеся деревянные домишки. Да еще подвалы, подвалы, в которых только и могли приютиться люди.

Всю ту ночь провели мы с Сергеем на улицах города. Вступившие в город партизаны салютовали ракетами, а то и очередями из автоматов. Трудно было предположить, что через двое-трое суток опять начнется бой за Минск – в него рвались фашистские войска, оказавшиеся в огромном мешке восточнее города. Немцы по радио получили приказ от своего командования: «Прорывайтесь всеми силами в Минск – там наши». Но вместо «наших» их встретили партизанские отряды, подтянувшиеся из разных мест к городу для предстоящего парада, и штурмовая воздушно-десантная, дивизия, накануне выгрузившаяся на минском аэродроме. Так немцам и не пришлось вновь побывать в этом городе, а на подступах к нему они понесли большие потери, и потянулись вереницы пленных...

В те дни казалось, что потребуются долгие годы для восстановления Минска, который мы помнили с довоенных времен и который действительно строился многие столетия. Но вот приехали из Москвы маститые архитекторы и начали составлять генеральный план восстановления и развития столицы на 25 – 30 лет. Зимой 1950 года в центре Минска среди развалин еще бегали зайцы, а на окраинах уже строились крупнейшие в стране тракторный, автомобильный и другие заводы. По подсчетам проектировщиков, к 1970 году город должен был вырасти до 600 тысяч жителей, а получилось свыше миллиона. И так по всей Белоруссии, от края и до края: из времянок вырастали города, поселки, залитые светом, газифицированные, со всеми современными удобствами.

Чтобы представить себе величие трудового подвига белорусского народа в тот период, достаточно вспомнить; что за три десятилетия он поднял из руин и пепла 209 городов и районных центров, построил заново почти 9 тысяч деревень, вывел из землянок и подвалов около 3 миллионов человек, оставшихся без крова в результате фашистской оккупации. Были восстановлены все разрушенные захватчиками фабрики и заводы, колхозы и совхозы, учреждения науки и культуры.

(Через много лет мне доведется бродить с польскими друзьями по варшавскому Старому Мясту. И когда я услышал от моих новых товарищей, как методично, квартал за кварталом, уничтожали фашисты Варшаву, припомнится мне тот жаркий июльский день, запах гари над Минском, развалины вместо улиц, слезы на лицах Пономаренко и его помощников... Общая беда, общая борьба, общая судьба.)