Подполковника Гиль-Родионова допрашивали долго. Сколько самых невероятных, невозможных сюжетов ежечасно и ежедневно предлагала война, сколько необычайных поворотов в человеческих судьбах она открывала! Но такой исповеди, такой одиссеи, которую слушал Сергей той ночью, никто, пожалуй, не мог себе представить. ...Кадровый военный, подполковник Гиль-Родионов встретил войну в должности начальника штаба дивизии... В июньские дни сорок первого, когда управление войсками Западного фронта было нарушено, когда на аэродромах горели самолеты, в невероятной каше где-то под Чаусами подполковник был контужен.

Очнулся он в гитлеровском лагере. Что пережил он в те дни, трудно передать – голод, мучения, издевательства. Выбрал он путь сложный, опасный – и совсем не прямой.

Геббельсовское ведомство могло торжествовать и штамповать листовки: несколько тысяч бывших военнослужащих Красной Армии повернули штыки против своих. Во главе «корпуса» стал кадровый командир Красной Армии Гиль-Родионов.

Сергей слушал, как обстоятельно, педантично, стараясь ничего не упустить, ничего не забыть, не выставить себя (даже в мелочи) в лучшем свете, докладывал Гиль-Родионов. Настоящий штабист, он сжато и точно объяснял все, что произошло с ним и его людьми.

Странное чувство испытывал Сергей в эти минуты. Война все разделила бескомпромиссно и жестко: СВОИ и ВРАГИ. Черное и белое, ложь и правда. И тот, кто повернул оружие против своих, заслуживает лишь одного: суровой и справедливой кары.

Но вот сидит человек в новенькой форме, сшитой в Берлине, пожилой, с сединами, военный, с особой, чисто кавалерийской выправкой, точно, рублено докладывает правду и не просит снисхождения.

– Почему решили перейти на нашу сторону? – спросил Сергей.

Гиль-Родионов, видимо, ждал этого, самого трудного вопроса.

– Нас должны были направить на фронт: воевать против своих.

– А партизаны не свои?

Ничто не изменилось в лице Гиль-Родионова, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он продолжал говорить. Незадолго до решения о переходе к партизанам на весь личный состав «корпуса» было получено обмундирование и вооружение. И не только стрелковое – даже артиллерия была ему доверена.

– Я одних немцев положил две сотни, идя на соединение с партизанами, тысячи штыков привел, – глухо сказал Гиль-Родионов. – Три чемодана важных штабных документов, пленных...

Уже в самолете Сергей допрашивал бывшего полковника князя Ястржембского – польского аристократа, перешедшего в услужение к вермахту. Князь, в частности, рассказал Сергею об установках «Фау», которые были нацелены на Лондон и Манчестер. Ни Антонов, ни те, кто сидел тогда в самолете, не предполагали, что эти сведения личный шифровальщик Сталина будет излагать Уинстону Черчиллю в послании, начинавшемся словами: «Лично и конфиденциально».

Потом напротив Антонова очутился ротмистр Ястребов – русский офицер, примчавшийся в Европу из эмигрантской норы в Харбине и предложивший свои услуги абверу.

Три чемодана с трофейными документами лежали в «Дугласе». Осторожно внесли раненых партизан. Ввели переданных Гиль-Родионовым пленных; среди них одутловатого, по-звериному глядящего бургомистра. Парашютными стропами накрепко привязали пленных к жестким лавкам транспортного самолета.

Когда проходили линию фронта, самолет обстреляли. В темноте бургомистр сумел развязать тугие узлы парашютных строп. Медленно пополз в хвост «Дугласа». Сергей услышал возню в темноте, разглядел, как грузный пленник ползёт по кабине. Раздумывать было некогда. Рукояткой пистолета он ударил предателя, оглушил его.

Ранним утром, когда «Дуглас» приземлился во Внукове, бургомистра пришлось выносить из самолета – сам двигаться не мог.

Эпилог истории Гиль-Родионова был дописан в обшитом дубовыми панелями кремлевском кабинете Верховного Главнокомандующего.

Сталин медленно раскрошил папироску, затем другую; ссыпал табак в трубку, внимательно слушая доклад секретаря ЦК и его помощника Антонова.

Сергей закончил свой доклад и внимательно поглядел на Верховного. В эту минуту особенно ясным для него стал объем власти, сосредоточенный в руках этого невысокого человека, медленно прохаживающегося вдоль занавешенного тяжелыми шторами окна. Объем власти и мера ответственности.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.