Стоило только Володе Волкову опоздать, заболеть, недосмотреть за чем-нибудь, как в его памяти возникали слова: «Мы... чугуно- и меднолитейный завод... удалить от учения, не уплачивая ничего... преследовать законом».
Всем нам страшно становится, когда мы читаем о том, как Медный всадник преследовал Евгения. Но тот гигантский чугунно-меднолитейный всадник, который преследовал Володю Волкова, был, пожалуй, еще страшнее.
В каждом гудке раздавался грозный окрик, который был слышен на самых далеких окраинах. А удары парового молота сотрясали землю тяжелее топота тысяч копыт.
Таких, как Володя Волков, было много на заводах прежней России.
На «Красном треугольнике» и сейчас еще есть работницы, которые поступили на завод маленькими девочками. Елизавете Волковой было одиннадцать лет, Вере Жуковой девять, когда они стали работницами «Товарищества Российско-Американской резиновой мануфактуры».
Помню: в детстве мне не раз приходилось читать в какой-нибудь чувствительной повести, как трудолюбивый бедняк, проведя день на работе, возвращается домой, к семейному очагу. Там его уже ждет семья, собравшаяся за столом. Малютки-дети хлопают в ладоши, увидев отца. Жена подает на стол скромный ужин. Сотворив молитву, семья принимается за еду. Вечер проходит в тихой, душеспасительной беседе у камелька, в котором потрескивают догорающие угольки. И, наконец, в назначенный час, благословив малюток, честный труженик ложится на свою жесткую постель и засыпает счастливым сном человека, который хоть и беден, но чист сердцем и не променяет своей участи ни на какую другую.
Так ли все это было на самом деле?
Начнем с «семейного очага».
Рабочий возвращался после работы домой, но всегда ли он находил дома своих «малюток»?
Очень часто случалось, что в то самое время, как он приближался к дому, его дети сидели уже или стояли за работой на одной из соседних фабрик.
Об этом авторы чувствительных повестей обычно умалчивали.
А между тем, как трогательно могли бы они рассказать о «заботливых» фабрикантах, которые устраивали для малолеток особые подставки, чтобы им легче было дотягиваться до рабочего стола!
По закону 1890 года, запрещалось принимать на фабрики детей моложе двенадцати лет.
Нельзя сказать, чтобы это был «человеколюбивый» закон. Что ни говори, а в двенадцать лет ребенку рановато еще становиться рабочим!
Но и этот закон всячески обходили. Хозяевам выгодны были дешевые «рабочие руки», или, вернее, «рабочие ручонки», а родителям надо было как-нибудь прокормить семью.
За соблюдением закона должны были следить фабричные инспектора. Но стоило только прозвенеть колокольчику тройки, на которой ехал по тракту фабричный инспектор, как сейчас же всех детей выпускали на свободу. И эти маленькие «рабочие», радуясь минутному отдыху, принимались сейчас же гоняться друг за другом, играть в пятнашки, в бабки.
Фабричный инспектор Гвоздев рассказывает, как он однажды, приглушив колокольчик, внезапно явился на фабрику и застал всех детей за работой, даже совсем крошечных.
Когда он обратил на это внимание хозяина фабрики, тот пришел в негодование.
- Я из милости принимаю малолеток, - волновался он, - чтобы только дать им кусок хлеба, снисходя к слезным мольбам их матерей, у которых, может, и рабочих больше нет! Мне же они не нужны совсем, а меня за это будут штрафовать... Уволить сейчас же всех малолеток и больше не принимать! Пусть ходят, милостыню просят!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.