Потомок венецианского дожа

И Саркизов-Сезарини| опубликовано в номере №96, февраль 1928
  • В закладки
  • Вставить в блог

Желание увидеть отца парализовало чувство страха.

Я перемахнул через борт и побежал по волнорезу. Прячась за бочки и тумбы, я проскочил в калитку на виду у часового, не успевшего даже вскинуть винтовку. Точно преступник, я спешил к дому отца.

Приближаясь к небольшой мечети, я увидел две длинные качающиеся тени и услышал до жути знакомый голос шкипера. Я вскочил в полунишу входа в мечеть и замер. Чей - то голос уверенно говорил...

... Им спешно нужно перебросить товар... железная дорога забита военным грузом... транспорта нет и большая страховка не вызовет подозрений... владелец - почетный гражданин и купец города... итак, капитан, по рукам... на траверсе... - Здесь голос говорившего понизился до шепота... - я режу вам нос, пускаю на дно, и мы с вами делим пятьдесят тысяч... Сумма не маленькая, дающая возможность мне отдохнуть, а вам купить себе новое судно... ваше согласие и дело в шляпе... свидетелей нет...

- Я согласен... Шхуна действительно истрепалась... начну грузиться... курс на Одессу... деньги на имя агента...

При свете луны, я увидел капитана портового буксира «Скиф» и шкипера Виллани, нажимавших друг другу руки.

Слова двух негодяев настолько взволновали меня, что я бежал к дому отца с твердым намерением скорее вернуться на шхуну и предупредить команду.

Добравшись до знакомого забора отцовского дома, я открыл калитку и постучал в окно.

Испуганный тишиной, я толкнул дверь, которая оказалась незапертой. Ни кровати, ни стола не было в комнате. Лишь на стене висела старая отцовская кепка, покрытая толстым слоем пыли.

Чувство тоски сжало мое сердце, и из глаз покатились слезы.

Я был один на белом свете! Ничто уже не связывало меня с прошлым, а впереди не было ничего отрадного.

Я вышел во двор. В бухте чернелся силуэт «Ринальдо». Там было мое настоящее!

Я покинул отцовский дом и возвращался на шхуну. Не имея возможности прежним путем добраться до судна, далеко от порта, на берегу, я снял одежду, связал ее в узел, привязал узел к голове и поплыл к «Ринальдо». Холодная вода моря жгла мое тело.

Поднявшись по канату, спущенному в лодку, на палубу, я вновь с удивлением услышал звуки капитанской скрипки. Нежная мелодия венецианской баркаролы рассказывала о давно минувших днях, о побежденных и победителях, о страстной любви и глазах чернооких красавиц.

Дрожащий от холода морской воды, я долго не мог оторваться от люка капитанской каюты.

После двухнедельного ремонта шхуна стала грузиться военным провиантом и табаком одного из феодосийских купцов, застраховавшего свой груз в крупную сумму. С утра до вечера трюм наполнялся бочонками и табачными тюками.

Продолжая убирать шкиперскую каюту, я увидел, как с ее стен стали исчезать портреты и картины. Книги были уложены в ящики, ковры свернуты и зашиты в парусину. И чем ниже погружалась в воду грузившаяся шхуна, тем пустыннее становилась каюта.

Крыса первой готовилась покинуть обреченный корабль и, безусловно, о заговоре знали помощники шкипера: вечно - молчаливый Цапля, боцман - горилла, хитрый грек Кацика и старший рулевой Гафар.

В день приготовлений судна к уходу в море, приблизительно около десяти часов утра, я услышал капитанский зов.

- Ступай за мной! - приказал капитан, спускаясь в свою каюту. Каюта была пуста и производила впечатление спешно - покинутого помещения. На столе, с которого была снята знакомая мне узорчатая скатерть, лежала винтовка, обоймы патронов, скрипичный футляр и тщательно завернутый в плотную бумагу пакет.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия  Ланского «Синий лед» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Учиться надо, товарищи

Два письма Максима Горького