Потомок венецианского Дожа

Я недовольно хмурился и машинально тер лоб ладонью руки.

На улицах ходили взволнованные толпы народа. На перекрестках выступали ораторы, разъяснявшие смысл революционных событий. Радостное волнение опьяненных революцией людей передавалось нам.

Случилось то, что можно было предсказать заранее: Вероника, дочь шкипера, стала моей женой. Мысли о наследственности, о дегенеративных предках, о садисте - отце уступили место взаимному счастью, вспыхнувшей любви.

Мы точно условились не вспоминать о прошлом и жили нашим сближением и захватившей нас работой.

Я вместе с Петиным и Чиковани часто уезжал в Керчь и Севастополь. В этих городах при нашем участии создавались большевистские организации, боевые ячейки.

В Севастополе во главе стоял Филиппов, приехавший туда из Симферополя.

Я работал, не покладая рук, но в сердце и в мыслях моих все чаще и чаще рождалась тревога. И когда, приезжая в родной город, я стучался в знакомые ворота, мой мозг всегда пронзала мысль: «А что с Вероникой?»

Боязнь ее потери, чем дальше, тем больше захватывала меня, и каждая наша невольная разлука превращалась для меня в ужасную пытку.

Однажды я спросил одного своего товарища, заболевшего туберкулезом, почему он не ознакомится со своей болезнью по популярным книгам. На мое предложение мой боевой друг ответил: «Чем меньше будешь знать про свою болезнь, тем меньше будешь цепляться за жизнь, а нам сейчас не до лечения».

Я вспоминал о книгах, прочитанных в лазарете, о беседах с моим добрым хирургом.

Я сотни раз задавал себе вопрос: «Действительно ли верны и точны законы наследственности? Имеем ли мы право делать выводы на основании имеющихся данных современной науки в этой области? В какой степени, и в какой последовательности поражаются наследственностью восходящие потомки известных родов?»

И чем чаще эти вопросы всплывали в моей голове, тем с удвоенной настойчивостью углублялся я в чтение книг по этим вопросам и в разбор отличительных признаков и качеств всевозможных родов и семей...

Каждая книга, каждое исследование в той или иной степени подтверждали выводы представителей науки, и через короткое время я знал наизусть не только особенности дегенеративного рода Романовых, но и отличительные признаки именитых фамилий русского дворянства, предки которых были или монголы, или простые авантюристы, приезжавшие на службу к русским князьям из - за границы, или обыкновенные преступники, бежавшие со всего мира в Россию.

Я так же хорошо узнал историю царей и королей, дворянства и остальной Европы и, на основании родовых признаков, мог правильно отметить черты, присущие русскому князю, итальянскому маркизу, английскому лорду, немецкому герцогу, французскому виконту.

Нет, наука была последовательна и точна в своих выводах! Ее данные не выходили за пределы учета скопившихся веками убедительных фактов, и среди ее данных не было места отвлеченным умозаключениям, которые позволили бы мне взять под сомнение работу ряда научных поколений.

Целыми днями Вероника несла ответственную работу на одной из фабрик, а вечером мы оставались одни, или втроем с Петиным, садились за книги, за составление многочисленных обращений и призывов.

Дни после Февральской революции бежали быстро.

Исторические события и меняющаяся политическая обстановка захватили меня и моих друзей полностью. Мы разоблачали предателей - меньшевиков и поднимавших голову монархистов. Наши выступления пользовались успехом, и наши имена возбуждали ненависть противников.

Однажды, когда возбужденный Чиковани на митинге громил противников, когда он горячо доказывал, что надо бороться с изменниками революции, в него был сделан подлый выстрел.

Смерть доброго кока, одного из моих немногочисленных друзей со шхуны «Ринальдо», ввергнула меня в уныние. Вечером, на другой день после торжественных похорон Чиковани, я сидел на веранде домика, в котором мы жили.