Потомок венецианского Дожа

Мы не сомневались, что судно будет пущено ко дну, но мы не знали - в каком месте назначено произойти катастрофе.

В камбузе было душно, и горячая печь продолжала излучать из себя тепло. Я вытащил из клетки спавшего в ней «Турка» - собаку, взятую с турецкой баржи - и затеял с собакой обычную возню.

Во время игры с «Турком» у него разорвался намордник. «Турок» радостно тявкнул. Чиковани взял иглу и наскоро зашил концы ремней.

После жаркого спора мы решили с сегодняшней же ночи нести на, судне тайные дежурства и в случае опасности быть всем у камбуза.

Вано напросился дежурить первым, чтобы, как он выразился, сохранить свои силы к тому часу, когда будет сделана попытка «Скифа» пробить наши борта. Прощаясь с нами, Петин с таинственным видом шепнул, что ему удалось подобрать отмычку к кладовой, где были спрятаны заряды для пушки, и ключ от которой всегда хранился у капитана. Выходя из камбуза, мне показалось, что чья - то тень быстро отскочила от дверей и юркнула к баку. Я пошел в обратном направлении, к юту, и заметил лодку, приспущенную на талях шлюпбалок. Около нее стояли боцман и Цапля. Занятые укладыванием троса, они не заметили меня, да и я ничего не нашел подозрительного в их присутствии у шлюпбалок. На юте, у штурвального колеса стоял Гафар и полудремал над колесом.

Остановившись у бизани, я удивился, заметив вахтенных, спавших на досках палубы.

Здесь же на полу валялось несколько бутылок из - под спирта и куски хлеба.

Мне показалось весьма странной картина такого невиданного на шхуне нарушения каторжной дисциплины.

Пройдя на наветренную сторону шкафута, я увидел Кацику с потайным фонарем, который грубо окрикнул меня. В ту же минуту на горизонте мигнул свет, быстро проглоченный тьмою.

- Какая ведьма носит тебя ночью, хромой козел! - с досадой крикнул шкиперский помощник. Пошел в кубрик, а не то я исправлю ошибку капитана!

Не отвечая Кацике, я перебежал от него обратно на подветренную сторону шхуны.

Царила непроницаемая тьма. В девяти шагах от меня нельзя было разобрать очертания палубных предметов, одни только паруса лениво бежавшей шхуны казались гигантскими крыльями птицы, летевшей в неведомое пространство. Крадучись, чтобы ни с кем не встречаться, я еще раз обошел палубу шхуны. Ничто не привлекало моего подозрительного внимания, был слышен только храп спавших вахтенных матросов. Успокоенный, я решил спуститься в кубрик и постараться вздремнуть, так как моя судовая вахта начиналась под утро, как вдруг я опять увидел мигнувший на горизонте огонек.

В просвете дверей камбуза было темно. Чиковани или нарочно потушил лампу, чтобы не привлекать к себе внимания, или завалился спать, понадеявшись на счастье.

Я приблизился к камбузу. На полу кухни храпел силуэт заснувшего кока. Мой добрый друг, обслуживавший весь день команду в сорок человек, спал сном праведника.

Не желая будить кока, я вернулся на бак и уместился на гроссах с твердым намерением не спать и продежурить на палубе до начала собственной вахты.

Прислонившись к гроту спиной, я, чтобы не заснуть, начал вспоминать прошедший день, мысленно воспроизводить черты лица дочери капитана и, несмотря на все усилия, погрузился в сон.

Снилась мне Феодосия, ее старые седые башни и маленький опустевший дом на выжженном солнцем холме. Сновидения быстро сменялись в моем мозгу, и я отчетливо видел скорбные глаза смуглой девушки, одетой в розовое платьице, слышал угрожающие крики капитанского голоса.

Этот крик потрясал мое сердце, отдавался в голове ударами тысячи молотков и, то понижаясь, то повышаясь в своей силе, превращался в сверлящий визг, в отчаянное завывание...

Кто - то плакал, кто - то кричал, кто - то стонал.

Рожденные кошмаром взволнованного сердца тревожные видения моих мозговых клеток заставляли меня тяжело вздыхать, бессмысленно смеяться, жалобно умолять...