Зачем человеку лошадь?

Зачем ему быстроногий скакун, когда всю Землю сейчас можно облететь за полтора часа! Зачем ему трудяга конь, когда мощные автомобили, бульдозеры, тракторы, комбайны и еще тьма добротных стальных машин вспашут, посеют, уберут, обмолотят, перевезут все, что нужно, надежнее и быстрее любой трехжильной Савраски?

Что ни говори, а в наше торопливое и рациональное время извечный помощник человека оказался не у дел. Наверное, есть своя историческая логика в том, что из главных прирученных животных первым списывается за ненадобностью то, которое послужило людям больше всех остальных, безропотно протащив через тысячелетия повозку человеческого прогресса. На коне люди въехали в век пара и электричества. И, обретя с их помощью невиданное могущество, уже без коня приучают к работе атом.

Может, я чуть-чуть сгущаю, но, видимо, пришло время, и лошади постепенно превратятся в диковинку наших дней, живой отзвук далеких эпох.

Л может быть, я вовсе и не сгущаю. Когда с детской восторженностью мы ласкаем взглядом лоснящиеся бока космических ракет и дивимся их мощи, измеряемой миллионами лошадиных сип, вспоминаем ли мы о четвероногом существе, именем которого названа сама единица измерения мощности! Вряд ли. Нас даже удивляет, что совсем недавно наши предки не ведали ничего, что могло бы сравниться силою с конем, их верным помощником в труде. Что поделаешь, таков ход времени...

Так зачем же сейчас человеку лошадь!

Я спросил о том Владимира Аванесовича Аванесова. главного зоотехника конезавода «Комсомол», человека, который пришел сюда студентом-практикантом и с тех пор вот уже сорок лет преданно служит ахалтекинцам, самой древней и самой красивой породе лошадей.

– Пойдемте, увидите сами.

В то раннее утро туркменское солнце еще не набрало всей своей силы, с Копет-Дага тянуло в долину прохладой, потому поселок Гингол, зеленый и цветущий, казался уголком рая. В загоне у конюшни маточного поголовья дородные кобылы с достоинством вышагивали со своими голенастыми отпрысками. Жеребята то жались к матерям, то, вдруг взыграв, носились наперегонки, то вставали на дыбы, то нежно покусывали друг другу короткие детские гривы.

Дети – это всегда красиво. А мать, гуляющая с ребенком, – красиво вдвойне. Я остановился у изгороди. Но Владимир Аванесович заторопил:

– Я хотел показать другое.

Мы вошли в конюшню, пустую и гулкую. Стая воробьев, тайком промышлявшая овес, испуганно шарахнулась навстречу в проем двери, и снова стало тихо.

– Только прошу вас, не хвалите, – сказал Аванесов. – Очень прошу...

Я не понял, о чем он. Мы остановились у одного денника. И я очень удивился, увидев прижавшуюся к углу буланую кобылу, с яростными, выкаченными в испуге глазами. Я был уверен, что конюшня пуста, и вдруг эта странная кобыла...

– Смотрите... – сказал Аванесов. После яркого уличного света глаза постепенно привыкали к полумраку. И здесь я увидел в углу лежащего жеребенка, как и мать, золотисто-буланого, с белой полосой на лбу. Он родился прошлой ночью, и вся его информация об окружающем ограничивалась пока дежурным конюхом, бригадиром маточного отделения и начальником конной части да еще нами двумя, которые пришли из неведомого и страшного мира, так пугавшего мать. Он боялся нас, но был любопытен. Он смотрел во все глаза и старался понять, почему мать так старательно прикрывает его своим телом. Мы молчали, и он осмелел: встал, вытянул голову и грудью пытался оттолкнуть круп лошади. Кобыла низко захрапела. Я протянул ей горсть овса. Она оскалилась, и я понял, что сейчас она ударит копытом.

– Не пугайте. Она не подпустит к себе даже конюха, который кормит и чистит ее десять лет. Мать, что вы хотите!

Помня о просьбе, я не стал нахваливать новорожденного, а только спросил:

– Будущий чемпион?

– Кто знает? У лошадей трудно стать чемпионом, – сказал Аванесов. – Нужно иметь хорошее происхождение и типичность, отличные промеры и экстерьер, нужно доказать свою работоспособность и резвость во время скачек и оставить потомство, которое должно быть не ниже элиты и первого класса. Когда-то от Телекуша и Елегуль родился Тебит, ставший впоследствии чемпионом ахалтекинской породы. А позже от той же пары родился Ташауз, годный разве что в одноколку. Так что не торопите... нужны годы, чтобы ответить вам.

Владимир Аванесович кривил душой. Я видел, с каким восхищением он смотрел на жеребенка, и понял, что его опытный глаз уже теперь различил и стать, и породистость, и будущую резвость врожденного ахалтекинца, но древний обычай (когда-то суеверие, а теперь только обычай) не разрешал говорить об этом. Он не хотел отпугнуть счастье.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.