Подвиг

- И много узников освободили? - продолжал расспрашивать Грачёв.

В эту минуту суровый лейтенант сам был немного похож на распалившегося мальчишку, стоявшего перед ним: один и тот же сухой огонь горел в их глазах. И одинаковый восторг владел их душами, такими, как оказалось, родственными.

Выслушав Верёвкина, лейтенант воскликнул:

- Конечно, необходимо вылечить вашего Володю! Как его фамилия?

- Тихонов, - поспешно ответил Витя. Он был убеждён уже, что его собеседник сможет оказать ему важное содействие, и они оба как будто согласились, не сговариваясь, в том, что исцеление людей находится или по крайней мере должно находиться в прямой зависимости от их боевых заслуг.

Грачёв умолк, склонив свою остриженную голову, обдумывая, должно быть, план действий.

- А вы сами кто? Тоже раненый? - участливо поинтересовался Верёвкин.

- Скоро выписываюсь... Тренируюсь пока в ходьбе. Утром и вечером, по два часа, - сказал лейтенант.

- Это хорошо! - с жаром одобрил Верёвкин, - Без тренировки, хотя б и на лыжах или на коньках, ничего не добьётесь.

Лейтенант доверительно, как товарищу, признался ему:

- Досадно было, понимаешь... В первом же бою - и свалился... Не повезло, в общем...

Он поднял костыли, расставил их и вскочил на одну ногу, затем осторожно опустил на пол вторую. - Так вот, товарищ красноармеец...

- Верёвкин моя фамилия, - вставил Витя.

- Так вот, товарищ Верёвкин, ступайте вниз, дожидайтесь меня там, - вновь по - командирски суховато сказал Грачёв. - С доктором переговорю я, может быть, дело ещё не так плохо... В какой палате лежит Тихонов? Не знаете? Я узнаю... Если будет необходимо, я доложу комиссару госпиталя... Всё пока. И смотрите, не распускайте себя! - Он поудобнее примащивал подушечки костылей. - Солдат никогда не жалуется, запомните это. Солдат идёт вперёд, преодолевая все трудности.

И лейтенант быстро заковылял по коридору; байковый халат, висевший на нём, как на вешалке, развевался.

Сойдя в вестибюль, Витя увидел там ещё одного командира, разговаривавшего с Аглаей Тимофеевной и другими женщинами. Как выяснилось, это был адъютант самого командующего всей обороной города. И Лена, показавшаяся Верёвкину смертельно перепуганной, сообщила чрезвычайную новость: в штабе боевого участка стало известно о подвиге, совершённом Володей, и их друг был представлен к награждению орденом Красного Знамени.

- А Володя об этом не знает... Ты только вообрази!... Мы все знаем, а ему и сказать невозможно... - с отчаянием шептала девушка.

Адъютант - в ушанке, надвинутой на брови и набекрень, затянутый в новенькие ремни, - выглядел очень недовольным.

- Медики... - с пренебрежением бросил он, отвечая на какой - то вопрос Аглаи Тимофеевны. - Я докладывал начальнику госпиталя, что командующий приказал передать рядовому Тихонову личную благодарность. А начальник руками развёл: «В данное время это совершенно исключено».

Но Витя ощутил как бы веяние большой надежды. Было немыслимо, невозможно себе представить, что Володя умрёт, так и не дождавшись награды, и сама эта завидная награда, сама сверкающая воинская слава, связанная с ней, обязывала его выздороветь... Всё новые и новые люди - их насчитывалось теперь множество: друзья и товарищи Володи по части, соседки по квартире и подруги его матери, товарищи, освобождённые из гитлеровской тюрьмы, и неизвестный раненый командир на костылях, начальник госпиталя и генерал, командовавший войсками, - вступали в борьбу за его жизнь, отстаивали её. Весь город узнал: Володя, славный боец, верный друг, доблестный разведчик, в опасности - и даже незнакомые люди тотчас же спешили на помощь, бросая свои дела. Перед этим согласным натиском, перед всеобщей любовью и заботой, как бы заслонившими Володю, не могло, не должно было устоять то бесчеловечное, слепое, чудовищное, что ему угрожало.