- Ленка, я тебе в Выселках ещё сказал: Володя, он... - придя в большое возбуждение, заговорил Верёвкин, - не такой он парень... И ты смотри... Мне все и сам командующий... Ленка, помяни моё слово...
Как ни бессвязно было это, девушка поняла Витю.
- Не знаю, чего б я не сделала для него! - сказала Лена. - В огонь бы, кажется, пошла...
А наверху подле Володи по - прежнему сидела Ольга Ильинична, сжимая обеими руками руку сына. Володя опять впал в забытье, и его единственная просьба всё ещё оглушительно раздавалась в её ушах: «Возьми меня за руку, за правую...» Ольге Ильиничне казалось, что пока она держит сына за руку, ему не так одиноко. И она стискивала его вялые пальцы, точно боясь, что Володю вырвут у неё. Иногда ей мерещилось, что он отвечает на её пожатие, что его пальцы шевелятся, и, вглядываясь в отливавшее синевой влажное лицо сына, она стремилась угадать: что ещё надобно для него сделать... Всё в ней необыкновенно напряглось, на висках выступили набухшие жилки, как от физического усилия. Она слышала глухой, частый стук, но не могла бы сказать, её ли это сердце бьётся или сердце сына: она не существовала сейчас отдельно от него... И, нагибаясь к нему всё ближе, совсем близко, щека к щеке, Ольга Ильинична хотела принять на себя ту муку и тоску, что испытывал он.
Но вот в палате появился хирург, приведённый сестрой, и вокруг Володи возобновилась тихая быстрая работа: врач вполголоса отдавал распоряжения, сестра поспешно подала ему шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Затем был сделан укол в вену, и Ольга Ильинична, отступившая к стене, со страхом смотрела на алую струйку, побежавшую по обнажённой, тонкой, бессильно откинутой руке Володи.
В течение остатка ночи сестра не отходила уже от раненого. Утром опять заглянул хирург, невыспавшийся, всё такой же раздражённый. И, по - видимому, его умелое вмешательство, знания и упорство возымели наконец действие: Володя спал, дыхание у него стало глубже, и легчайший, жалкий, но живой румянец окрасил его щёки.
Врач сел у койки, достал из кармана часы и долго слушал пульс, отсчитывая шёпотом удары: «Один, два, три, четыре...» Пока он считал, недовольное лицо его несколько прояснилось. И, спрятав часы, он поправил на Володе одеяло с особенной заботливостью. Юноша, спасённый им, был ему теперь очень дорог, может быть, даже более дорог, чем в час операции.
- Что же, товарищ Скворцова, - начал он, обращаясь к сестре, - показывайте мне следующего...
Было совсем светло, когда Ольга Ильинична вышла из палаты. Внизу, в вестибюле, находились только Лена и Витя, уснувшие, сидя на лавке, да старушка - табельщица, вновь на рассвете притащившаяся в госпиталь. Ольга Ильинична медленно спускалась, держась за перила, - её пошатывало, и она боялась упасть. Но в её запавших глазах было выражение усталого покоя, нежной радости. И табельщица, увидев её, воскликнула:
- Ох, Ильинична! Вот такая ж точно слабая ты была, когда из родильного с Володей вернулась...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.