Только спустя сутки после разгрома гарнизона фашистов в Арсеньевске отряд лыжников вернулся в Т.; обратный путь был более трудным. Всполошившееся гитлеровское командование подняло на ноги все ближайшие гарнизоны: эсэсовские и полицейские части пытались окружить отряд, «мессершмитты», высматривая его, кружились с утра и до темноты над окрестными лесами. И лыжникам, уносившим с собой раненых, уводившим большую группу людей, освобождённых из плена, дважды пришлось принимать бой, чтобы не дать врагу сомкнуть кольцо...

Но Володя Тихонов ничего уже об этом не знал, как не видел и того, что Лена неотступно следовала за носилками, на которых его несли, что Витя Верёвкин то и дело наклонялся к нему в упрямой надежде усмотреть какие - либо признаки выздоровления. Жизнь едва теплилась в Володе - недвижимом, умолкшем, не приходившем в сознание; лицо его страшно побледнело, и лишь по редкому дыханию, - чуть приподнимавшему грудь, можно было догадаться, что его обескровленное, пробитое пулей тело ещё противилось смерти.

- Главное, до города поскорей дойти. А там Володьку быстро вылечат, - твердил Лене Верёвкин, успокаивая также и самого себя. - Доктора своё дело знают...

И он опять - в который раз уже! - возвращался к тому, что больше всего потрясло его:

- Я ж говорил, Володька меры примет, а ты, чудачка, не верила... А он, видишь, с целым батальоном заявился. Да ещё партизаны пришли... Я же знал: Володька товарищей не оставит, не такой человек!

- Я верила, но я боялась, что его тоже взяли гитлеровцы, - оправдывалась Лена.

Как и Верёвкин, девушка не сомневалась, что своим спасением они обязаны главным образом Володе. И было невыносимой, безжалостной несправедливостью, что в тот момент, когда они и многие другие как бы вернулись к жизни, он, быть может, уходил уже от них... Вероятно, он очень любил её, Лену. Чем иначе можно было объяснить его постоянную бескорыстную заботу о ней и то незлобивое терпение, с каким он сносил бесчисленные обиды! И, дивясь своей слепоте, своему бессердечию, Лена ужасалась при мысли, что она уже опоздала признаться ему в своём раскаянии. Точно невидимая, но тем менее доступная, непреодолимая стена отделила его от неё - стена, сквозь которую не могли пробиться ни грохот выстрелов, ни шёпот признания... На заострившемся, бледном лице Володи яснее обозначились теперь темноватые волоски над верхней губой; казалось, он сразу стал намного старше после всего, что ему пришлось перетерпеть. И, не отходя от него, безвольно покачивавшегося на носилках, Лена мысленно обещала ему быть самой ласковой, самой кроткой - только бы он выздоровел, - самой любящей. Ей необходимо было сделать что - то большое, способное хотя бы в какой - то мере облегчить для неё сознание собственной неблагодарности. И она решила про себя любить отныне Володю до глубокой старости - только бы он выздоровел!

В течение первой половины дня отряд медленно пробирался дремучими лесными дебрями; потом колонна стояла на месте, дожидаясь темноты. Падал снег, покрывая, как одеялом, Володю, простёртого на носилках; Лена красными, закоченевшими пальцами смахивала снежинки, застревавшие в его волосах. А Верёвкин всё бегал от одной группы бойцов к другой, стараясь разузнать, как скоро они двинутся дальше. Иногда к девушке подходил кто - нибудь из людей, сидевших с нею в гитлеровской тюрьме, чтобы сказать в утешение несколько слов... А на соседних носилках приподнимался моряк с перебитыми ногами и окликал её:

- Сестричка! Ты, когда в город приедем, требуй, чтобы побольше крови перелили твоему дружку... Ты, ежели доктора волынить станут, бей немедля тревогу... Мы близко будем...

К утру следующего дня раненых удалось наконец перенести через фронт в наше расположение. Люди с носилками торопливо шли по открытому месту под небом, исчерченным светящимися пулевыми трассами, в то время как лыжники огнём сдерживали преследователей.

- Ну, теперь Володьке жить до ста пятидесяти, теперь уж не сомневайся! - сказал Лене повеселевший Верёвкин, когда санитарная машина увезла раненых в госпиталь.

Однако и там, в госпитале, Володе не стало лучше, хотя трудная, длившаяся около трёх часов операция прошла благополучно. И после того, как Володю сняли со стола и понесли в палату, хирург, оперировавший его, сказал медицинской сестре:

- Пять - семь часов проживёт ещё, быть может, десять... - Низенький, сутулый, с жёлчным, недовольным лицом, он утирал куском марли свой мокрый побагровевший лоб. - Что вы так смотрите на меня? Нечего смотреть!

Сестра отвела в сторону глаза и не ответила.

- Что вы молчите? - неожиданно вспылил хирург. - Достойно удивления, что мальчик вообще дотянул до операции!... Если вы чему - нибудь учились, вам должно быть ясно.

Сестра опять промолчала, и врач нетерпеливо взмахнул рукой.

- Перестаньте, - сказал он. - Случаи выздоровления при этих травмах насчитываются единицами. И чаще всего нам вообще не приходится оперировать людей с подобными ранениями.

- Простите, но, кажется, я ничем не заслужила такого отношения с вашей стороны, - задрожавшим голосом проговорила сестра. - Мне, конечно, жалко мальчика...

- Некогда нам выяснять отношения! - бросил хирург, идя к умывальнику. - Готовьте следующего.

Затем он всё же заглянул в палату, послушал пульс юноши и что - то изменил в лечебных назначениях...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.