Начальник автоколонны ждал ответа. Список добровольцев-перегонщиков рос. Юрий пришел в последний день и коротко сказал:
- Еду!
В Осетрове к машине Пименова подбежал долговязый молодой человек в очках, с красивым чемоданом.
- Будьте добры, подвезите меня до Мух-туи! Я инженер... из Ленинграда...
Он сказал это так, будто собирался к тетке на Литейный.
- Идите спать, - ответил ему Юрка. - У нас спецрейс - тысяча километров по Лене и тайге.
- Я это знаю, - сказал очкастый. - Но я приехал работать в тайге, и меня ждут...
В пути, узнав, что «ЗИЛы» идут на строительство дороги Мухтуя - Мирный, ленинградец оживился:
- Вы знаете, это же чудесно! Вот Лена - самый дешевый и удобный путь на север. - Инженер начертил ее пальцем на ветровом стекле. - Мы соединяем ее с Мирным. И тогда, питаясь от крупнейшей в Сибири водной артерии, алмазное сердце забьется ритмично и в полную силу. Овощи, металл, книги, машины - все пойдет в Мирный непрерывным потоком. - Инженер волновался так, будто он сам все это придумал. - Сейчас там затевается строительство обогатительного комбината.
В это время машина, выбравшись из узкой колеи, с размаху врезалась в снежный занос. От сотрясения лопнуло ветровое стекло, а молодой специалист, больно стукнувшись о крышу кабины, всей тяжестью обрушился на водителя. Было похоже, что их захлестнула океанская штормовая волна. Колеса грузовика
беспомощно барахтались в колючем снегу. Мотор рычал с угрюмой ненавистью бульдога, завидевшего врага. Юрий выскочил прямо в сугроб и полез в кузов за лопатой. Занос оказался большим. Машины пришлось поодиночке перетягивать на крепкий грунт. Колеса скользили по льду, стальные тросы рвались, как гнилые нитки. От мороза и ледяных наростов с треском лопались баллоны. Так начинался рейс...
А впереди еще тысяча километров бездорожья. Миллион метров ухабин, трещин, оголившегося льда и заносов. Два миллиона шагов за дрожащим от напряжения задним бортом, когда уже только человеческие руки, израненные раскаленным от стужи металлом, могут вытянуть буксующую машину.
Пятидесятиградусный мороз пересушил воздух. Малейшее присутствие влаги рождает густой туман. Каждая машина, как реактивный самолет, тянет за собой плотный молочный хвост. Колонна движется вслепую. Если смотреть со стороны, кажется, что по ледяному полю реки ползет огромный белый песец. Зверь фыркает, спотыкается, замирает, свертывается клубком, словно отогревая обмерзшие лапы, и потом снова крадется вперед, осторожно обнюхивая дорогу.
Участники рейса похудели, почернели, обросли щетиной. От напряжения и бессонницы у многих слезились глаза. Люди почти не оставляли себе времени на еду и совсем мало спали - ровно столько, чтоб не уснуть за рулем. Инженер из Ленинграда уже не чертил на стекле причудливые контуры будущей трассы. Оживлялся он только у костра, и тогда, лихорадочно блестя близорукими глазами, рассказывал шоферам о Ленинграде, его улицах, театрах и даже о девушке, которая ждет его писем...
А потом кто-нибудь другой так же откровенно рассказывал о самом дорогом на свете, чего никогда никому не поверял. И товарищи как должное принимали его признание, потому что в то время не было на земле людей, более близких друг другу.
Как ни спешили, а к Пьяным Быкам вышли только вечером. Огромная луна как-то сразу выкатилась из-за гор, и ее синеватый свет сделал зыбкими и неверными очертания берегов. Впереди, стиснутый обрывами, белел неширокий проход - знаменитый Алексеевский затон, самое опасное место на Лене. Сжатая в скалистых тисках, река беснуется и, стремительно ударяясь об один берег, откатывается крутой волной к другому. Когда-то в темные волны затона канули сразу две баржи - одна с быками, другая со спиртом. С тех пор это место зовется Пьяными Быками. Ехать по Пьяным Быкам ночью - большой риск. От бурного течения лед во многих местах тонок. Но ребята спешили, и первая машина уже втягивалась в мрачную щель затона.
Инженер проснулся от хлынувшего в кабину холода и не сразу понял, что произошло. А когда разглядел, оцепенел от ужаса. Там, где шла передняя машина, темнела огромная дыра, в ней колыхалась черная, тяжелая жидкость, которую трудно было принять за воду. В жидкости плавала пустая бочка из-под бензина. Когда бочка наклонялась, вода с громким чмоканьем всасывалась в открытое отверстие. Рядом темнел какой-то предмет, прилипший к краю льда. Это был человек. Он до половины вылез на снег, оставив в полынье ноги. Льдина под тяжестью человека накренилась, пустив глубокие трещины по бокам. Под грудь лежащего уже подтекала вода. Еще мгновение- и обледенелое тело, не удержавшись, сорвется в темный водоворот. И тут инженер увидел, что прямо к краю льдины ползет какое-то существо. Почуяв дополнительную тяжесть, лед прогибался все больше.
- Остановись, Юрка, назад! - хриплым шепотом крикнул кто-то. - Оба погибнете! Назад! Багром попробуем достать...
Шестьдесят пар глаз неотступно следили за каждым движением ползущего. Иногда тот замирал и, сняв рукавицу, дышал на побелевшие пальцы. До воды оставался метр, потом полметра... Льдина натужно скрипела. Юрий подполз к распластавшемуся на льду человеку. Теперь они оба уже были в воде. Встав на четвереньки, Юрий попробовал оттянуть окостеневшее тело от края полыньи, но оно прилипло к льдине. Тогда, достав охотничий нож, он стал осторожно вырубать примерзшую ко льду телогрейку. При каждом его движении вода закатывалась все дальше.
На берегу затаили дыхание. Громкий всплеск, всколыхнувший тишину, бросил всех к полынье. Но это затонула наглотавшаяся воды бочка. Вытянув наконец обмороженного человека на льдину, Юрий растерянно посмотрел на него: неужели он так и останется здесь? Потом, схватив его за обледенелый ватник, рывками пополз обратно...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К 140-летию со дня рождения Фридриха Эгельса