— Очень может быть. Но не в этом дело. Впрочем, я вижу, никому не интересно. Давайте поговорим о чем-нибудь еще.
— Нет, нет, пожалуйста, — сказал Михаил Михайлович. — Рэм просто шутит.
— Да я уж забыл, о чем хотел сказать. В общем, в этом доме жил гонщик. Я не знал его, не знал, в какой квартире живет и вообще видел его только с шестого этажа из своего окошка, когда он отъезжал от дома на своей сумасшедшей машине. На ней не стоял глушитель, и она, как огромная, нескладная детская игрушка, ревела на всю округу, грохотала и укатывала с глаз долой, а парень в шлеме всякий раз оглядывался возле угла дома и кому-то махал рукой... И все...
— Интересная история, — сказал Рэм.
— А потом однажды какие-то тягучие гудки, гудки, гудки за окном, разные и слившиеся в один какой-то стонущий, надтреснутый сигнал. Парень этот разбился... не сумел выйти из юза на повороте и врезался в какое-то дерево... Был дождь, как и в тот день, когда он погиб, а внизу стояли вереницей гоночные машины, среди них «Волги» и «Москвичи», тоже гоночные, с большими номерами на дверцах... и все они гудели, когда выносили гроб. Вот и все. А он, всякий раз заезжая домой и отправляясь куда-то на тренировки или на соревнования, разгонялся с места и в грохоте мчался прочь, а потом оглядывался на мгновение и взмахивал кому-то приветственно рукой. И погиб. А ради чего? Чтобы прийти на минуту раньше соперника? Я иногда думаю: жил человек в доме, в котором и я живу... Наверняка мы с ним встречались и смотрели друг другу в глаза, случайно, конечно, как всякие прохожие. И вдруг он погиб, один из этих двух с половиной тысяч. А ради чего жил? Насколько я понимаю, ведь гонщики специально входят в крутой поворот юзом. Значит, юз — это тоже тупик, из которого надо находить выход... на прямую... Он жил со мной рядом и занимался в жизни только тем, что входил в эти тупики и мчался к финишу в надежде прийти на минуту раньше, чем он приходил в прошлые разы. А я и не знал об этом. И вообще мне кажется, что каждый человек должен устраивать в своей жизни хоть один такой «юз»... Разве мало в жизни человека крутых поворотов? А мы, как правило, сбавляем скорость. Рэм усмехнулся и сказал:
— Загадочно, но, в общем, правильно, если это все расшифровать и изложить нормальным языком.
— Да, — сказал Михаил Михайлович. — Загадочно... Но это тоже не пример. Жалко, конечно, гонщика, но где же логика? Это ведь тоже один сантиметр...
— Ну а как же?! — спросил Рэм уже обозленно. — Как же должен жить человек? Он совершенно прав: все мы обязаны хоть один раз в жизни войти в поворот юзом и, не сбавляя скорости, выйти на прямую...
А как же иначе! Если сосчитать, сколько людей научили меня быть человеком! Один научил ходить, другой писать буквы, третий стрелять из ружья, четвертый водить автомобиль, пятый понимать чертежи и кое-что другое, шестой научил курить проклятый табак, седьмой... так можно до бесконечности, и пальцев на руках не хватит. Сто лет назад меня никто бы не смог научить водить автомобиль. А через пятьдесят лет, быть может, мне удастся, образно говоря, научить какого-то человека, который еще не родился, управлять каким-то сверхъестественным аппаратом, который тоже, как этот человек, еще не родился... А как же иначе?! Каждый человек должен прыгнуть на один сантиметр или хотя бы на полсантиметра выше, чем прыгали люди до него... Иначе жизнь замрет...
Все умолкли, а Рэм поднялся, взглянув на часы, сказал Морозову:
— Пора. Бабушка сейчас еще супом начнет угощать.
— А как же чай? — спросила Надежда Ивановна.
— Ну при чем тут чай? — с усмешкой сказал Михаил Михайлович. — Они пришли просто на огонек, а огонька уже нет...
Это был вызов, и Рэм принял его. Он вынул из кармана помятую трешку и, аккуратно расправив, положил ее на краешек стола.
— Что это значит? — спросил Михаил Михайлович, вставая. — За кого вы меня принимаете?
— Пойдем, — сказал Рэм.
И Морозов, совершенно не подготовленный к такому обороту дела, покорно поднялся и услышал сказанное в спину:
— Хамье.
И услышал звук разрываемой трешки, шаги следом, и, когда они уже спускались по лестнице, Михаил Михайлович бросил им в спину клочки трешки, и это было очень неприятно, и особенно, когда Михаил Михайлович крикнул им сверху:
— Хамье несчастное! Навоняли тут на всю квартиру своей грязью. А Рэм спокойно сказал:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.