Кому передать «эстафету»? Конечно, вопрос не праздный, но несколько лобовой. Впрочем, я назову имена поэтов, работающих зрело, талантливо, — назову тех, кто близок моему мироощущению. Владимир Соколов. Как он вырос! Те, кто вчера еще пытался снисходительно писать или говорить о нем, сегодня могли бы поучиться у поэта гражданскому мужеству, совершенству. Николай Рубцов, для которого как раз первая книга — и судьба, и имя, и залог будущего. Феликс Чуев... Правда, он прямолинеен по-солдатски, туго затянут, так сказать. Но такая строгость полезна в начале пути. Молодой поэт берет с собой в дорогу только то, что нужно ему, необходимо, — и ничего лишнего.
— А как складывалась ваша творческая биография, Василий Дмитриевич? Уж коли мы взялись за родословную советской поэзии, то, естественно, этот вопрос обойти нельзя!
— Первая книжка издана в сорок седьмом. К тому времени у меня, разумеется, было стихов не на одну книжку! Кстати, я считаю, что поэт имеет моральное право издать свой труд, лишь располагая немалым запасом стихов.
Время было сложное. Время назидательной, несколько прямолинейной поэзии. Может, потому-то лучшие мои стихи в книжку не вошли, а были изданы спустя несколько лет, после XX съезда. Социальные сдвиги, как известно, питают поэзию.
Многие из нас, в частности и я, в начале пути испытали на себе влияние Маяковского и Есенина. Да, представьте, для нас это было совместимо — то, что разделяло этих больших поэтов эстетически, для меня не имело никакого значения. В Маяковском покоряла общегосударственная мысль, широта интересов. В Есенине — стихия чувств, философия души, ее раскрытость.
Крайне близки мне Исаковский и Твардовский. Мне кажется, что такие стихи Твардовского, как «Я убит подо Ржевом», поэмы «Василий Теркин» и «Дом у дороги», должны стать для поэтической молодежи художественными образцами. Так же, как и прекрасное творение Исаковского «Я шел к тебе четыре года. Я три державы покорил...», например. По крайней мере для себя я иных образцов не знал.
Да, мы шли к поэзии через годы и державы, через испытания войны, потому-то обидно за многих молодых, не покидающих годами литературного клуба и не желающих ничего знать, кроме собственной персоны. Одному из них я не раз говорил: поезжай-ка на несколько лет на мою родину, в Сибирь. Поработай. Погляди, как земля живет. Чем люди дышат... Ведь стихам способного поэта явно не хватает соков жизни, дыхания времени... языка. Но, увы...
А сам я езжу неутомимо. Даже не за сюжетами, а за языком... И иначе своей жизни не представляю. Собираюсь весной в Сибирь, в родную деревню. Как это Горький говорил? «В люди, мол, иди. В жизнь». Напрасно принято полагать, что подобный совет ныне старомоден, почти неприличен. Как хотите, а я считаю: это никогда не рано — и никогда не поздно. Но мало ходить «в люди». Надо еще осмысливать то, что видишь, один из малого сделает нечто великое, другой из великого сделает пустяки. Кювье по косточке восстанавливал мамонта, мы же порой из мамонта создаем только Мамонтову косточку...
В сферу поэтической жизни нашей страны сегодня включены огромные массы. Растут ряды и читателей и поэтов. А главное — среди новых имен все больше и больше женских. Этот факт нельзя объяснить простой случайностью. В нем глубокий социальный смысл. Дело не только в том, что неизмеримо повысился культурный уровень нашего народа. Это само собой. Обилие женских имен, идущих сегодня в поэзию, надо объяснять взлетом женского самосознания, пониманием той исторической роли, которую женщины играли в нашей жизни, особенно в годы Отечественной войны. Сегодня в поэзию идут дочери тех, плечи которых вынесли великие тяготы.
Ирине Жернак нет и двадцати лет. Ее биография только начинается. Студентка-заочница педагогического института, сотрудница журнала «Наука и жизнь». Вот и все. Но особенность поэтов состоит в том, что они получают в наследство трудные биографии своих отцов и матерей. Не случайно в стихах Ирины Жернак мы встретим стих о матери, работавшей в медсанбате, о своей старой бабушке. Их нелегкая жизнь еще в детстве легла на душу молодой поэтессе. В одном из стихотворений мы прочтем:
Из детства мне остались были,
А сказки я не сберегла.
В стихах Ирины Жернак есть внимательность к жизни и душевная отзывчивость, энергия молодости и откровенности, без которых не бывает поэзии. В меру ее нынешних возможностей она достаточно смела, но еще часто слишком наивна в своей смелости.
Я хочу, чтоб быть стихии,
Чтоб потом писать сти
Призывать к стихии для стихов?! Это от молодости. Жизнь только начинается, Испытания, видимо, придут сами. Сегодня ей нужно пожелать, чтобы вот тогда-то она не растерялась, а нашла свои выстраданные слова.
7 сентября 1931 года в «Правде» и «Известиях» появилась статья М. Горького «История фабрик и заводов». Горький писал о необходимости создать историю заводов и фабрик России. Одним из первых откликнулся на предложение Горького молодой Паустовский. Он загорелся идеей воссоздать историю Онежского завода и вскоре отправился в Карелию.
. Исследователь творчества Константина Паустовского Л. Левицкий на страницах книги «Константин Паустовский» подробно рассказывает, как задание Горького стало для талантливого писателя школой жизни и творческого поиска, школой мастерства. Поездке в Карелию Константин Георгиевич обязан рождением не только очерка «Онежский завод», но и «Северной повести» и повести «Судьба Шарля Лонсевиля»...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.