По дорогам Ирана

- Не отчаивайся: из черных туч падает светлая вода.

- Слова твои справедливы. Как тебя зовут?

- Это не я сказал. Это слова Саади, а зовут меля Ардашир. А тебя?

- Бабак - мое имя... Ты говоришь: «не отчаивайся»... Как же не отчаиваться, Ардашир, если живем мы очень плохо? Наши правители не думают о нас... А кто твой хозяин? - неожиданно спросил пассажир.

- Работаю у купца Аббаса Али Хана, - ответил Ардашир. - Мерзкий скряга - дважды сбавлял мне плату. Такой ради денег родного отца утопит. Да ты, наверно, слышал о нем: это известный человек.

- Откуда мне знать его, Ардашир? Я не из Тегерана, а из Маку, я ездил искать работу.

- Значит, ехал на запах кебаба, а увидел, как выжигают тавро ослу? - усмехнулся шофер.

Машина мчалась по асфальту. Медленно вставало знойное солнце, озаряя справа от дороги бесконечные цепи гор, а слева - обширные поля, постепенно переходившие в мертвую пустыню. Навстречу все чаще попадались пешеходы. Женщины, худые и сгорбленные, в белых или черных чадрах, вели за руку или несли на спине детей. Мужчины в рубищах тащили на себе свой скудный скарб.

- Все идут в Тегеран, думают найти там работу, - заметил шофер, наблюдавший эту печальную картину каждый день. - Если собрать все слезы голодных и бездомных, то образовалось бы целое море.

- Так что же делать, Ардашир?

- Что делать? Мягкое дерево точит червь, значит, надо быть крепким. Надо требовать, чтобы американцы и англичане ушли из Ирана. Раньше мой хозяин торговал мануфактурой местных фабрик, а теперь - только английской. В Тегеране, Исфагане, Тавризе закрылось много фабрик, и рабочие остались без куска хлеба. Разве не ясно, что наши фабрики и заводы должны снова начать работать?

- Правильно говоришь, Ардашир. Видно, ты бывалый человек. Расскажи о себе, братом будешь.

- О чем рассказывать? - И вдруг, словно припомнив что - то веселое, шофер оживился, ударил ладонью по баранке и начал: - Ты прав, рассказать есть о чем. В дороге все равно делать нечего, слушай мою родословную. Если наскучит, останови; я не шейх и не бек - не обижусь. Мне двадцать второй год. Да будет тебе известно, что отца моего многие знают в Тегеране. Если меня спрашивают: «Чей ты сын?» - я отвечаю: «Зольфали». Услышав такой ответ, одни говорят: «Это тот самый, который работал уличным сапожником», - а другие спрашивают: «Это не тот ли, который развозил шахскую воду?» Мой отец заслужил известность тем, что целых двадцать лет занимался починкой обуви. А когда состарился и ему стало трудно управляться с шилом и дратвой, он подыскал себе более легкую и почетную работу - стал продавать воду из шахского арыка, сделался придворным человеком. Не каждый этого удостоится! Его хриплый голос «Аби! Аби!» слышали на всех улицах. Не всякого министра или депутата меджлиса знали тегеранцы, а отец, дай Аллах ему здоровья, был известен всем. Он был очень щепетильным и дорожил своим именем. При случае говорил мне: «Смотри, не позорь меня своим поведением, береги честь отца, не забывай, что я служу при дворе шаха!» Отец всегда ставил мне в пример не кого - нибудь, а Джеляледдина, сына хорезмского шаха, о котором много наслышался при дворе... Ты хоть немного знаешь историю, благочестивый Бабак? - спросил Ардашир.

Тот отрицательно покачал головой.

Машина легко катилась, и так же легко лился рассказ шофера:

- Мать моя - женщина тихая, благочестивая мусульманка. Никто о ее существовании не знает, кроме меня и отца, и никто, кроме нас, не видел ее лица. Отец этим очень гордится. А все - таки он чуть не развелся с ней: боялся, что не будет наследника. Три моих брата умерли еще маленькими в землянке, напоминавшей медвежью берлогу. День и ночь мать молилась Аллаху, чтобы он подарил ей сына. И, как видите, она меня вымолила.

Рассказчик умолк, бросил окурок в окошко и спросил:

- Тебе не надоело?

- Нет, нет! - возразил Бабак. - Ты, видно, очень образованный человек, Ардашир. В твоем веселом рассказе много горечи.

- Как видишь, героя из меня не вышло. Я всего - навсего шофер. Да будут длинны годы жизни того, кто научил меня держать баранку. А научили меня этому делу русские солдаты в то время, когда они избавляли нас от фашистов. Грамоте же я выучился сам...