Горела розами в закатном фимиаме.

     Однако Нина упорно не желала видеть в своей любви лишь символ высоких начал. В начале 1904 года произошло «грехопадение» Белого. Вообще-то он отнюдь не был противником «земного» общения с женщинами. Вот что писал об этом близко знавший его известный писатель Ходасевич: «Тактика у него всегда была одна и та же: он чаровал женщин своим обаянием, почти волшебным, являясь им в мистическом ореоле, заранее как бы исключающим всякую мысль о каких-либо чувствительных домогательствах с его стороны. Затем внезапно давал волю этим домогательствам, и, если женщина, поражённая неожиданностью, а иногда и оскорблённая, не отвечала ему взаимностью, приходил в бешенство. Обратно: всякий раз, как ему удавалось добиться желаемого, он чувствовал себя осквернённым и запятнанным, и тоже приходил в бешенство».

Развитие отношений с Петровской от «небесной любви» к тривиальному роману Белый воспринял как унизительное падение и резко порвал с Ниной. Но этот драматический разрыв не поставил завершающую точку в их взаимоотношениях. На сцене появился Валерий Брюсов. Ещё во время романа с Белым Нина сделала его поверенным своих чувств. Брюсов в то время увлекался оккультизмом, спиритизмом и чёрной магией. С Белым его связывали сложные отношения – причудливая смесь вражды, дружбы, творческого соперничества и ревности. Он начал заниматься с Ниной магическими опытами, будто для того, чтобы вернуть ей любовь Белого. В результате их совместные занятия привели к тому, что Нина влюбилась в Брюсова. Но это ещё не всё. Брюсов пытался убедить Белого в том, что силой гипноза внушает ему «любовь к низменному, к мраку». В самом ли деле он прибегал к подобным «гипнотическим экспериментам» или только имитировал их, не суть важно. Главное, впечатлительный Белый искренне уверовал в то, что имеет дело с демоном – искусителем и служителем тьмы. Ему потребовалось немало сил для того, чтобы стряхнуть с себя это наваждение.

Нина, в конце концов, наскучила Брюсову, и он бросил её. Но эта история имела продолжение. Весной 1905 года в Москве в зале Политехнического Музея после лекции Белого Нина Петровская подошла к нему и выстрелила из браунинга. Револьвер дал осечку, и его выхватили из её рук. Существует и другая версия: Нина, в самом деле, собиралась стрелять в Белого, но потом якобы передумала и стала целиться в Брюсова, а тот выхватил у неё револьвер. Сказать сегодня, как именно развивались те события, уже не представляется возможным. Как бы то ни было, дальнейшая судьба Петровской поистине трагична. Она пристрастилась к морфию, уехала за границу, жила в нищете. В 1928 году в Париже покончила с собой, открыв газ в своём номере дешёвого отеля.

     В январе 1904 года Белый познакомился с Александром Блоком и его молодой женой Любовью Дмитриевной (урождённой Менделеевой). К лету он уже был страстно влюблён в неё. На этот раз речь не шла, как в случае с Петровской, лишь о «единении души». Белый влюбился до умопомрачения. Он обожал эту женщину с «разбойным разрезом глаз», золотистыми волосами и изумительным «миндального лепестка» цветом лица. Перед Блоком, с которым его связывали дружеские отношения, чувства вины он не испытывал. Любовь Дмитриевна как-то призналась ему, что их брак уже несколько месяцев можно назвать фиктивным, так как Блок, периодически болевший венерическими болезнями, объяснил жене, что им следует избегать физической близости.

     Всецело захваченный своим чувством, Белый предложил Любови Дмитриевне соединить их судьбы. Она долго колебалась , а Блок хранил молчание и фактически устранился от принятия каких-либо решений. В течение нескольких месяцев продолжалось выяснение отношений, тяжкое для всех участников драмы, но особенно для Белого, дошедшего до состояния полного духовного надрыва. Что же касается Любови Дмитриевны, то она, разрываясь между двумя сердечными привязанностями, принимала одно за другим прямо противоположные решения. Несколько раз она поддавалась просьбам Белого и соглашалась порвать с мужем, но спустя короткое время снова отказывалась от этого. Белого она, скорее всего, не любила, просто порой попадала под влияние его бурного темперамента.

А сам Белый был как в бреду. Нервное расстройство приобрело у него болезненные формы. Порой он доходил до крайнего самоуничижения, выражая готовность стерпеть всё, лишь бы хоть издали видеть объект своего поклонения. Но иногда его охватывало чувство ярости и агрессии. Во время одного из таких приступов он даже вызвал Блока на дуэль, правда, поединок так и не состоялся.

 В конце концов, Белый и Любовь Дмитриевна решили, что в качестве испытательного срока не будут встречаться друг с другом в течение года. Чтобы не поддаваться искушению, он решает уехать за границу. Перед расставанием они дали друг другу обещание переписываться, но Любовь Дмитриевна обещание не выполнила.

Через полгода Белый вернулся в Москву. Он был морально разбит и опустошён. Постепенно ему пришлось смириться с тем, что из его отношений с Любовью Дмитриевной ничего не выйдет. Казалось, его чувство к ней совершенно угасло. Однако уже упоминавшийся В. Ходасевич имел основания утверждать, что в жизни поэта была только одна истинная любовь: «Потом ещё были в его жизни и любви, и быстрые увлечения, но та любовь сохранилась сквозь всё и поверх всего».

     Ещё задолго до разрыва с Любовью Дмитриевной на одном из концертов известной певицы, Олениной – Д’Альгейм,  Белый был представлен её молоденькой племяннице, Асе Тургеневой. Утонченная красота девушки, её миндалевидные глаза и «джокондовская» улыбка поразили Белого. Тогда он и подумать не мог, что через какое-то время Ася станет его женой.

После разрыва с Любовью Дмитриевной общение с людьми тяготило Белого, но, одновременно, и одиночество изнуряло. В 1909 году он сблизился с Асей, ему казалось, что в ней он нашёл сочетание добра и внутренней красоты. Через год они вступили в гражданский брак (Ася была категорически против венчания в церкви) и уехали за границу. Сначала Италия, потом Египет и, наконец, Иерусалим. Вернувшись в Россию, Белый очень интенсивно работал, посвящая стихи своей «королевне». Любил ли он её? Безусловно. А вот её чувство к нему остаётся для нас загадкой. Да, пожалуй, и для него самого тоже.

В 1912 году они снова уехали за границу. На этот раз их путь лежал в Норвегию. Затем Англия, Франция, Германия и Швейцария. Там, в небольшом городке Дорнахе, они стали преданными учениками знаменитого профессора Штейнера – проповедника модного тогда философского направления  антропософии.

Ася всё больше отдалялась от Белого. Он не понимал причин этого охлаждения и мучался. Когда в 1916 году ему пришлось вернуться в Россию (его призвали в армию), Ася осталась в Дорнахе. Перед расставанием они дали друг другу полную свободу.

     В России Белого тепло встретили  друзья. Его лекции и выступления по-прежнему пользовались популярностью. От призыва его освободили, и он был рад этому. Мировая война, а затем и Гражданская внушали ему ужас своей жестокостью и непримиримостью. Он становился противником всякого насилия и мечтал удалиться на какой-нибудь уединённый остров, где можно молиться за всех людей, проливающих братскую кровь. Но так как это было невозможно, он уединялся в своей квартире на Арбате, закрывал ставни и во время грохота пушек, чтобы не потерять равновесия духа, читал статьи … о теории относительности Эйнштейна.

     Революцию Белый встретил почти восторженно, хотя, подобно Блоку и Есенину, понимал её совсем не так, как большевики. Это не избавило от резких упрёков бывших друзей. Многие, в том числе Мережковский и Гиппиус, порвали с ним отношения, объявив его предателем. Зато он сблизился с футуристами и Есениным. Известны восторженные отзывы Есенина на романы Белого «Котик Летаев» и «Серебряный голубь». Противопоставляя его другим крупным русским прозаикам, он писал: «Да им нужно подмётки целовать Белому. Все они подмастерья перед ним. А какой язык … умереть можно. Вот только и есть одна радость после Гоголя».

     Продолжая эту тему, следует сказать – Белого не всегда легко понять. Роман «Петербург» – его самое сильное и выразительное произведение. Это – небывалая ещё в литературе запись бреда. Особый мир, невероятный, фантастический, чудовищный, подлинный театр гротескных масок. Именно по поводу этого произведения один из критиков заявил: «Андрей Белый – это ум, в котором безумие и гениальность постоянно соединяются и прекрасно уживаются».

     Между тем, жизнь Белого в послереволюционную пору была мучительно трудной и неустроенной. Он читал лекции и вёл семинары с рабочими поэтами. Целыми днями просиживал в Румянцевском музее, где от холода замерзали чернила, выполняя подённую литературную работу. Ютился в квартире знакомых, где температура редко поднималась выше 7 градусов. Топил печурку своими рукописями.

От недоедания и болезней скончался Александр Блок.  Белый шёл за его гробом с красными розами и плакал. Немного позднее, читая лекцию о Блоке, он не выдержал и едва ли не в истерике кричал: «У меня нет комнаты! Я – писатель земли русской, а у меня нет камня, где бы я мог преклонить свою голову … Я не могу писать! Это – позор! Я должен стоять в очереди за воблой. Я писать хочу! Но я и есть хочу! Я не дух! …» Вскоре после этого ему выделили комнату.

     Белый продолжал болезненно переживать разрыв с Асей. Всё острее становилась потребность вновь встретиться с нею, объясниться. Ему трижды отказывали в выезде за границу. Он стал строить планы нелегального отъезда, но рассказывал об этом всем и каждому. Всё-таки осенью 1921 года ему выдали заграничный паспорт. Почти два года Белый провел  в Германии, преимущественно в Берлине. Встреча с Асей пронесла ему одни страдания. Она не только отказалась объясниться, но и публично показывала ему своё презрение, демонстративно появляясь всюду со своим новым другом, молодым поэтом Кусиковым.

Отчаяние Белого было неподдельным. Он начал пить, причем оказался чрезвычайно чувствителен к алкоголю, ему достаточно было двух-трёх рюмок, чтобы опьянеть. При этом он становился очень оживлённым, остроумным, весёлым, но позднее не мог припомнить решительно ничего. К этому же времени относится его болезненное увлечение танцами, особенно фокстротами. Дело в том, что Белый считал фокстрот эффективным способом изживания глубокого духовного кризиса, освобождения от него. Со стороны, однако, это выглядело жутковато и шокирующе. Весь русский Берлин становился любопытным и злым свидетелем этих действ. В берлинских дансингах и дешёвых ресторанах он приглашал танцевать незнакомых дам. Некоторые соглашались, чтобы позабавиться, другие отказывались – в Германии это было почти оскорбление. А сам танец в исполнении Белого превращался в какую-то чудовищную мимическую драму, порой даже непристойную. Возвращаясь ночью домой, он раздевался догола и опять плясал. Так продолжалось месяцами. Марина Цветаева, тоже жившая тогда в Берлине, говорила: «Передо мной был затравленный человек».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.