«Писать все-таки надо…»

Я ответил, что с охотой занимаюсь и этим делом.

— Пройдет съезд, встретимся снова. Мы с Хрущевым уже говорили об этом. Решим вопрос о настоящей работе. А на съезде ты будешь...

Он позвонил. Явился его главный секретарь Барабанов.

— Узнаешь Барабанова? Седой стал совсем. Барабанов — единственный уцелевший референт у членов Политбюро ЦК. Пережил все невзгоды. Видишь какой!

Микоян ласково улыбался. Когда мы расставались, он передал привет Марусе.

Недели через две я был вызван в ЦК, в организационную комиссию по подготовке XX съезда. Мне было сказано, что я получу билеты на все дни съезда. Билет на первый день был вручен тут же. Расписался в получении билета я в отдельном списке. Там было только пять фамилий реабилитированных товарищей: Шатуновская, Чудинова, Осипов, Снегов, Мильчаков. Вскоре настали волнующие дни съезда.

Микоян был прав: на съезде из 1200 делегатов только человек восемьдесят были со стажем до 1920 года. Я как-то сиротливо смотрел по сторонам. Это хорошо, когда растут новые кадры партии. Но как же выкосил Сталин старую ленинскую гвардию!

В перерыве встретился с Артюхиной, Гопнер и Вишняковой. Растроганно обнялись, расцеловались. Вижу бывших членов ЦК Ростопчина, Кривова, Богданова. Мало, мало.

Ночью, перед последним днем съезда, меня «хватил» второй инфаркт. О предстоящем докладе Хрущева я знал. Знал, что он будет говорить специально о культе личности Сталина и о ликвидации последствий культа. Рассказывали мне потом, какое потрясающее впечатление произвел доклад Хрущева и оглашенные им документы. А ко мне уже являлись только врачи.

В больнице меня навестила Оля Шатуновская, рассказывала о докладе Никиты Сергеевича.

Алексей Снегов притащил красную книжечку с докладом Хрущева, и я с несказанным волнением читал стенограмму, пряча ее от врачей и от Маруси, которые знали одно: «больного нельзя волновать». Я читал, волновался и радовался торжеству справедливости и развенчанию неслыханного злодейства.

С осени 1956 года я был вынужден по совету врачей оставить работу и уйти на пенсию. Тогда же и Марусе, как и мне, установили персональную пенсию. 1957 год я целиком посвятил созданию книги «Первое десятилетие». До выхода книги в 1959 году ее основное содержание было напечатано в журнале «Юность» в №№ 4, 5, 6 за 1958 год. Книгой своих воспоминаний о комсомоле первого десятилетия я хотел выполнить свой партийный долг — воздать должное памяти многих погубленных в годы сталинского произвола товарищей и вместо безликой истории, писавшейся в угоду Сталину, дать очерк правдивой истории комсомола. В моей книге названа не одна сотня имен, среди которых девяносто реабилитированных, имена которых замалчивались. Это и Постышев, и Косиор, и Якир, и Гикало, и Калмыков, и Такоев, это целая плеяда славных имен деятелей юношеского движения, ставших достоянием подлинной истории комсомола: Рывкин, Смородин, Чаплин, Косарев, Тарханов, Шохин, Юровская, Хитаров, Чемоданов, Голуб, Холохоленко, Курбанов, Евсеев, Салтанов, Лукьянов, Файнберг, Андреев, Иванов и многие другие.

В эти годы в связи с сорокалетием комсомола я писал много статей и очерков в газеты и журналы, выступал на собраниях.

3 января 1961 года отнес в Центральный Комитет партии заявление, передав его члену Комитета партийного контроля О. Г. Шатуновской.

В заявлении я писал следующее:

«XX съезд партии, заслушав доклад тов. Хрущева Н. С. о культе личности и его последствиях и одобрив доклад, поручил ЦК последовательно обеспечивать полное преодоление последствий культа личности.

В постановлении ЦК от 30 июня 1956 года сказано, что большой вред делу социалистического строительства нанесла ошибочная формула Сталина о том, будто по мере продвижения Советского Союза к социализму классовая борьба будет все более и более обостряться. Эта формула была выдвинута на первый план в 1937 году и послужила на практике обоснованием грубейших нарушений социалистической законности и массовых репрессий, в результате чего были оклеветаны и невинно пострадали многие честные коммунисты и беспартийные советские люди.

Партия разоблачила и покарала преступную банду Берия — проводника линии Сталина, лично контролировавшего органы госбезопасности.

Но партия не сказала своего осуждающего слова о некоторых прямых и злонамеренных пособниках Сталина, Ежова и Берии, — писал я, — о тех, кто восхваление Сталина и раздувание культа его личности сделал в свое время основным принципом своей деятельности.

Я имею в виду зловещую фигуру Л. Кагановича. Не случайно Л. Каганович вместе с другими участниками антипартийной группы выступил против линии партии, определенной XX съездом. Пленум ЦК в июне 1957 года отметил противодействие курсу на устранение тяжких последствий культа личности, проводимое этой группой. Л. Каганович упорно сопротивлялся мероприятиям ЦК по устранению допущенных в свое время нарушений революционной законности. Он боялся дальнейших разоблачений его собственной преступной деятельности. Он не хотел видеть новой .обстановки и остался реакционером, вставшим на путь интриг, тайного сговора против ЦК, смены руководящих органов партии, возврата к старому, к методам и приемам, осужденным XX съездом.