Утром Харитонов бушевал у меня в комнате. (Чаплин был где-то в отъезде.) Я объяснил ему, что пленум областного комитета комсомола по уставу правомочен сменить своего секретаря. Новый товарищ способен лучше сплотить актив комсомола вокруг линии партии. И я, и другие секретари ЦК комсомола одобряют решение уральских комсомольцев.

Тогда Харитонов заявил, что он вчера был у Сталина. Сталин считает протест Харитонова основательным, сказал, что ничего не знает о позиции секретариата ЦК комсомола, сожалеет, если секретариат Цекамола одобрил решение уральских комсомольцев и не посчитался с мнением, высказанным первым секретарем Уралобкома Харитоновым. Сталин предложил Харитонову пойти в Цекамол и переговорить со мной.

Харитонов бушевал, называл мою позицию безответственной, мальчишеской. А меня не покидала мысль — Сталин предупредил вчера: «Не удивляйся». Но надо ли было ему отрекаться от того, что он сам знал и одобрил?

Разъяренный Харитонов снова помчался к Сталину. А ко мне вскоре пришел Ломинадзе. «Встретил Харитонова. Ругает тебя, ссылается на Сталина, говорит, что Сталин удивлен твоей безответственностью. Харитонов тебе передал указание Сталина, а ты в ответ лишь усмехнулся. Неужели правда? Что это значит?»

Я «сразил» Ломинадзе рассказом о предупреждении Сталина — не обращать внимания на крики Харитонова и не удивляться ссылкам Харитонова на беседу его со Сталиным. Бесо широко раскрыл глаза и пробормотал: «Не понимаю, зачем, ему надо прибегать к подобным методам».

Спустя полчаса раздался телефонный звонок. Я услышал голос Сталина: «Молодец, Мильчаков! Харитонов прямо бесился... Вы оказали большую услугу Центральному Комитету».

Я положил трубку и задумался. От всей этой истории осталось какое-то смешанное чувство...

...В 1939 году в этапном лагере под Красноярском неожиданно встретился я с Харитоновым. Было это возле крайнего барака, на «площади слез наших матерей», как с горькой иронией назвали эту площадку заключенные. Харитонов устремился ко мне:

— А ведь я тогда понимал, что Сталин одобрил твое поведение и только себя хотел изобразить сторонником единства, «апостолом в белых одеждах». Руками одних он устранял других. Вашими руками он уничтожал всяческие оппозиции, а теперь дошла очередь и до вас. Вы ему не нужны, слишком много знаете. И стали «ненадежными», развенчавшими в душе кумира своего...

Я ушел, от кричавшего Харитонова. На сердце давно лежал камень. Боль он причинял нестерпимую...

В разгар борьбы с зиновьевцами и троцкистами накануне XIV съезда партии, когда комсомол и его актив играли немалую роль во внутрипартийной борьбе, Сталин особенно часто беседовал с нами, секретарями ЦК комсомола.

Раз он пригласил Николая Чаплина и меня к себе домой. В назначенный час мы стояли у дверей сталинской квартиры. Позвонили. Дверь открыла Аллилуева, пригласила войти, а сама ушла в другую половину квартиры.

Мы оказались в комнате, уставленной книжными полками. В глубине через раскрытую дверь виден кабинет, письменный стол, лампа. Сталин стоя разговаривал по телефону. Он вышел к нам, поздоровался, пригласил сесть: «И курите, не стесняйтесь».

Сталин решил в домашней обстановке, спокойно и неторопливо поговорить с нами о положении в партии и расспросить об обстановке в комсомоле.

Он подробно говорил об оппортунизме Зиновьева и Каменева, об их «штрейкбрехерстве» в октябре, брал с полки книги Ленина, зачитывал ленинские характеристики Зиновьева и Каменева. Останавливался на последних ошибках зиновьевцев, на их «вылазках» в ленинградской печати. (Разговор происходил накануне XIV съезда партии.) Он едко высмеивал их отрыв от практики, от жизни, называя их интеллигентами, вельможами, ничего не смыслящими в деревенской жизни.

Далее Сталин раскритиковал Бухарина, снова привлекал ленинские оценки теоретических заблуждений Бухарина. «Досталось» Бухарину и за правый уклон, и за «всегдашнее трусливое примиренчество», и за совпадение его взглядов с настроением Н. К. Крупской, «которая скатывается в объятия оппозиции»...

Казалось, все на своем месте; секретарь партии учит уму-разуму молодых коммунистов, секретарей комсомола. Но Сталин не мог скрыть да и не скрывал своей личной неприязни к названным лицам. Он говорил о них с раздражением. Получалось, что лидеры оппозиции и «примиренцы к ним» — люди конченые, отпетые враги. Сталину заранее известно, что в лоно партии они не вернутся, вопрос их отсечения — лишь дело времени.

Поразил нас заключительный штрих в беседе. Сталин прошел в кабинет, взял со стола картонку, как оказалось, со списком членов и кандидатов ЦК и показал ее нам:

— Абсолютное большинство в ЦК — за генеральную линию партии, оппозиционеров всех мастей — меньшинство. Есть еще незначительная кучка людей, представляющих «болото». Таким образом — все ясно. Оппозиционерам — крышка.

Когда мы собрались уходить, Сталин сказал:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.