Я испытал это чувство много лет назад, впервые прочитав напечатанные в каком-то журнале «Мгновения» Юрия Васильевича Бондарева, — знакомое ощущение наполненности, желание найти свои слова, чтобы благодарно ответить писателю — не за удовольствие, нет, не за радость, эти слова не подходили к прочитанному, а за возможность самоуглубиться, лучше понять себя, поработать душой и сердцем, да, за наполненность. Негромкая, но глубокая эта радость приходит всякий раз, когда переворачиваешь последнюю страницу большой книги.

Итак, «Мгновения» — краткие, от одного абзаца, даже строки, до нескольких страниц, то пронзительные и скорые, как слепящий свет молнии, то протяжные по самому движению мысли, в два, три, четыре удара, похожие на ступени — будто раскатистый гром, то сильные своим одиноким, стальным ударом, одной главной идеей, точно выстрел оружия. Автор сам дал определение жанра своих «Мгновений», сказав так: «...Книга начинается гораздо раньше, чем написана первая строка. Много лет назад я задумал написать не повесть, не роман, не хронику, а книгу — мозаику человеческой жизни...» Что ж, с этим можно и согласиться, заметив, однако, что принадлежность к жанру не самое главное для всякой книги, а главное — ее суть, ее способность обновить человека, заставить его не просто задуматься, но заново передумать прожитое, вновь оглянуть виденное, осознать себя.

И все же два слова о жанре, о власти его.

Признаться, я с усмешкой относился к формуле — романное мышление. Что это? С чем едят? И какой бы такой примерчик обнаружить этого самого романного мышления даже у Толстого.

Многоплановость, когда, пересекаясь и расходясь, живут и действуют многие семьи, герои — важные и второстепенные? Философичность, многостраничные размышления, часто о вещах очевидных и простых? Умение соединить на страницах одной книги разные времена? Острота социальных конфликтов?

Пожалуй, это приметы романа, так сказать «улики», с помощью которых можно определить жанр. Но мышление тут при чем? Все-таки мышление, даже по словарю, — высшая форма активного отражения объективной реальности. По жизни, наверное, — движение, доказательная поступательность мысли, скажем, в споре, в дискуссии. Роман же форма художественная, он мыслит образами, их развитием и убедительностью. Если бы существовали романы мысли, тогда другое дело, но ведь роман мысли не что иное, как философский трактат. И мне уже казалось, что выражение «романное мышление» не более как красивость, скорее, верткая досточка через канаву между философией и искусством, а не реалия, действующая в художественной практике.

Юрий Бондарев убеждает в обратном.

Романное мышление я обнаруживаю в жанре вроде бы совсем нероманном — в «Мгновениях».

Ни для кого не секрет, что одно из ведущих творческих начал Бондарева — мысль. Она его главный инструмент.

Можно размышлять так: художественная образность превращается в мысль. Это наиболее частый ход и прием. Но ведь мысль, развиваясь, тоже способна обратиться художественностью, яркой образностью. И, может быть, это более высокая степень движения? А если обе творческие категории сливаются воедино?

Как и романы, «Мгновения» написаны Юрием Бондаревым многообразно. Под этим, словом я подразумеваю разные художественные средства. Есть живопись. Есть акварель. Тут мы видим краски. Ощущаем запахи.

Но есть сосредоточенная мысль.

Это уже не краски. Это совсем другой художественный материал. Глина. Чаще — металл. Потому что, может быть, именно металл, если говорить о материале, ближе всего краткому мигу человеческой жизни, мгновению, если говорить о времени.

Поэтому более всего меня привлекают «Мгновения» обнаженной, движущейся мыслью. Впрочем, иных почти нет.

Вот, к примеру, «Ожидание». Автор едет в неуютном купе, ему одиноко, и он подгоняет поезд, подгоняет время, стараясь даже мыслями скорее добраться до дома. Он думает о том, что часто грешил, подгоняя время, — между свиданиями, в пору первой влюбленности, на войне, когда душа рвалась в покойное будущее, когда поманила первая удача, но ее осуществления приходилось ждать месяцы. Цели менялись, среди них были малые и высокие, но поспешание к ним одинаково оборачивалось желанием сократить сроки, побыстрее пробежать пространство собственной жизни.

Всякий пересказ грешен хотя бы своей конспективностью, при которой идея выпрямляется и теряет едва ли не все, не говоря уж о том, что при этом обрезаются аргументы художника, подробности внутреннего движения, которые, если сравнить результат с живоцветущим существом, есть не что иное, как листва, плоды и лепестки единственного в своем роде дива, такие признания из «Ожидания», как, например, это: «...присутствие в мире власти любви делает человека не покорителем, а безоружным властелином, подчиненным всеобъемлющей доброте природы». Или это, когда речь идет о поспешании души к миру: «А впереди, за пожарами задымленного, порезанного пулеметными трассами горизонта, манила как надежда на облегчение вожделенная мысль о тепле в тихом домике среди леса или на берегу реки, где должна произойти встреча с незавершенным прошлым и недосягаемым будущим. Терпеливое ожидание длило наши дни на простреленных полях и вместе очищало наши души от смрада висящей над окопами смерти».

Да, пересказ грешит, особенно когда речь о сочинении наикратчайшем, которое само по себе, по своей сути — сплошная мысль, но все же другого способа пока не придумано, и потому я помогу своей системе аргументации обильным цитированием, простительным в данном случае, потому как в «Мгновениях» особенно много значат рядом с мыслью слово и фраза. Так вот к какому итогу, к какому слову приходит автор в «Ожидании»:

«И только сейчас, прожив свои лучшие годы, переступив серединную грань века, порог зрелости, я не испытываю былой остроты радости завершения. И уже не отдал бы ни часа живого дыхания за нетерпеливое удовлетворение того или иного желания, за краткий миг результата.

Почему? Я постарел? Устал? Пресытился?

Нет, только теперь я понимаю, что путь воистину счастливого человека от рождения до последнего растворения в вечности и есть тормозящая неизбежную мглу небытия радость ежедневного существования в окружающем мире, и я поздно осознаю: какая же бессмысленность торопить и вычеркивать ожиданием цели дни, то есть неповторимость мгновений жизни, данной нам единый раз как драгоценный подарок.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.