- Да вы зайдите в комнаты. Вот, чудак! Его в гости зовут, а он полирует мостовую.
Девушка скрылась, через минуту выбежала из калитки и схватила Тихонову руку.
Он продохнул с трудом и сказал:
- Нет уж. Я не пойду к вам. Если вы имеете свободный часок - пойдемте в кино или в сад. А к вам я не пойду. Да и не жарко теперь, идемте... не вспотеете.
И потому, как передернулись ее губы, понял, что вырвалось что - то лишнее, грубое для нее, для его мечты, для легкой, недосягаемой чайки. Нет! У штурвала - куда легче!
Девушка на мгновенье задумалась.
- А знаете, что? Не хотите зайти, так и я с вами никуда не отправлюсь. Сделаем вот как. Завтра вы приходите и прямо калиткой в дом. Не бубните ничего, пожалуйста. Приходите просто.
И почему - то мелко засмеялась.
... Как его, комсомольца, кандидата партии и вождя пароходной молодежи, обернула около пальца взбалмошная мещаночка. Как ни больно Вагинову было обнажать перед самим собою свою мечту, свою сказку, продуманную за долгие часы вахт до Ливерпуля и обратно, но назвать белую чайку иначе, чем «мещаночкой», он не мог. А несколько часов назад, он сгоряча - правда про себя - и вовсе обругал ее «подлюгой» и «трясогузкой». И себя костил изрядно.
- У! Дурак, дубина, кашалот!, О белой чайке сам все выдумал, сам во всем себя уверил. Жениться хотел! Идеал нашел! Дурак, дурак! Своих ребят на нее, часику - белоснежную, променять хотел?!
А вышло все это следующим образом.
Как было сговорено, после четвертой склянки пополудни, Тихон отправился на берег. Она - чайка его и тайный мучительный образ - ждал возле дома. И с места в карьер начала:
- Дома духота и мухи. Идем в сад до ночи. Вечером мужиков набьется полон дом - у папаши праздник, налижутся все - скука зеленая.
Вагинов было открыл рот, но «мечта его и чайка» тараторила (дальше:
- Вывеску откроют, папашку поздравлять начнут. Опять нам лучше станет. Они запретили торговлю, да сами - то без таких, как мы, не долго торговали. Опять разрешение вышло. И мелко сыпала дальше. Но Тихон не слышал. Он поднял голову и уперся взглядом в большую вывеску, затянутую рогожами. В прореху виден был окорок и темно-зеленый арбуз. И только сейчас заметил он и вывеску эту - знамя отъевшихся мещан и лавочников, и открытые, без досок, две небольшие витрины, чисто протертые, наполовину задернутые коленкоровыми занавесками. И вихрь мыслей мутил голову. И даже не сразу заметил, что они идут уже в центре города и что девушка тащит его неумолимо вперед. А перед глазами вновь и вновь маячила вывеска, и окорок разрастался, набухал салом и закрывал собою чуть ли не полнеба. Справился с собою и не выдал неприязни, когда ели сладкое и пили морс в летнем кино.
Проводил домой свою бывшую «чайку», даже пообещал зайти снова, хотя знал, что говорил неправду. Ставни были закрыты, но все же пьяные голоса доходили до уха, и вывеска над дверью сияла золотом букв и кармином гамбургской колбасы.
Вагинов лежал и думал с болью о том, что вот его чайка превратилась и навеки... в смышленую купеческую дочку. Что все мечты его просалены жирным окороком, и на месте нежных слов - маслянистые пятна.
- Э! Была и нету! К чертовой маме! Лево руля!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.