Пастух

Первые самостоятельные вылеты, так же как и первые выезды на автомобиле после курсов, вызывали в нем только чувство ответственности и риска. Это не походило на веселый, азартный риск степной верховой игры - козлодрания. Там, на коне, пробиваясь сквозь гущу тел других коней, он следил только за чучелом козла, мелькавшим впереди. Если бы Емшиков знал сложное слово «кровообращение», он, верно, сказал бы, что оно во время игры было у него и у коня общим. Конь под ним был продолжением его самого, как ноги бегуна.

В самолете, да и в автомобиле, хотя Емшиков работал шофером уже два года, он не мог быть так свободен, как на коне. Но все же он никогда не испытывал страха одиночества. А теперь стоило ему только набрать высоту и увидеть издали большой дым, как он почувствовал, что с ним никого нет и шум мотора совсем тут не при чем. Он не мог знать, что в нем проснулся ужас многих поколений скотоводов, бессильных перед степными пожарами.

Однако вскоре все изменилось.

Издали было ясно, что это горит трава. Но минут через пятнадцать машина летела уже над пожаром; дым внизу стал похожим на грозовые тучи, а извилины огня напоминали молнии.

Пожар охватил территорию в несколько десятков квадратных километров. Мелкий рваный ветер мотал дым в разные стороны. Но столбик масляного термометра полз понемногу вверх, а это означало, что ветер дует чаще всего в хвост машины, и это было хорошо: огонь пойдет к реке, упрется в реку. У такого ветра не хватит сил перебросить огонь на другую сторону.

Для Емшикова не было неожиданностью, что самолет трепало, бросало вверх и вниз. Начальник отряда предупредил: над лесными и степными пожарами всегда болтанка; ясно: поднимается волна горячего воздуха.

Задание, можно считать, было в основном выполнено. Тропинин пошел слева, по степному краю огня, вот, кажется, он уже все определил и поворачивает к городу. Емшиков, следуя блестящему зигзагу реки, пошел по восточной границе пожара, скоро и он направится в город. Все оказалось очень просто.

Емшиков потянулся, по очереди расправляя руки. После таких «вольных движений» стало совсем легко, и можно было запеть, и посмотреть куда угодно, и плюнуть в страшный огонь; вот как хорошо птицам и пилотам: они выше земных несчастий.

Только Емшиков так подумал, как увидел на уровне самолета какие-то тряпки. Они летали кругами, преодолевая ветер. Это он птиц принял за тряпки: так их бросало. Орлики и удоды кружились, наверное, кричали, но шум их криков заглушал мотор.

Птицы могли бы улететь за реку, но они кружились и падали в дым, и зеленые удоды возвращались из дыма серыми, а некоторые и совсем не возвращались. Они могли бы улететь за реку, но тут у них гнезда: было такое время, когда удоды и орлики ухаживают за птенцами.

Значит, Емшиков совсем успокоился, если мог думать об удодах, о том, что эти птицы так преданны семье, а затем о шакалах. Их считают погаными, но ведь только они, убегая от огня, тащат в зубах своих детенышей. Лисы бросают, и сурки бросают, и крысы, которые так любят своих крысенят, что зализывают их до смерти, тоже оставляют их в огне. Шакалы же тащат, и, если огонь их нагоняет, они гибнут в огне вместе со своими щенками. Емшиков успел еще подумать, что каждая шакалья мамаша несет в зубах одного щенка, а остальных бросает в норе. Как же она выбирает? У нее ведь большое семейство.

А как поступают люди во время степных пожаров? У людей ведь не только дети: у них есть вещи и скот. И все надо спасать, надо садиться на коней или верблюдов, потому что автомобилей еще мало и на них даже во время степных пожаров можно ездить только по дорогам. Конечно, лучше всего самолеты, но их еще меньше; и разве на самолете спасешь вещи и скот? Можно спасти только себя и детей, если их не очень много.

Да, люди тоже убегают от степных пожаров. Только те, которые издалека видят, что в их сторону идет большой дым, начинают рыть канавы, а когда у них нет лопат и кетменей, они сами выжигают полосы травы: борются огнем против огня.

Самолет шел на высоте в триста метров. Тут же летали и птицы. Емшиков решил поберечься: птица может попасть в пропеллер, - лучше подняться выше. Он сделал свечу и выровнялся на высоте в тысячу двести метров.

Отсюда был виден весь пожар. Он выглядел как колеблющееся пятно. Пятно имело форму толстого полумесяца. Гигантский полумесяц медленно двигался в сторону реки. Концы его опережали середину, как бы пытались замкнуть кольцо. Вскоре форма эта изменилась, свободное от дыма пространство оказалось почти окруженным, и взгляд невольно обращался к нему, как к самому яркому, как к свету лампы. Оно было совсем иного цвета, чем степь за границами пожара: в нем блуждали, повинуясь ветру, какие-то черточки и точки.

Эти черточки и точки были лошадьми, коровами и быками. Чабаны гнали гурт скота в город. Их настиг степной пожар. Как только Емшиков понял, что происходит внизу, он огляделся и увидел, что Тропинина нет, Тропинин, верно, уже в городе. И снова возникло жалкое чувство одиночества, захотелось сразу же повернуть и как можно скорее сесть или хотя бы упасть на зеленое поле аэродрома. Ноги его заплясали на педалях, и руки судорожно сжали руль высоты.

Может быть, и в самом деле нужно тотчас же поворачивать в город, сообщить властям, что огонь окружает большой гурт, что людям и скоту грозит гибель. Но чем помогут горожане?

Если толкнуть ручку - руль высоты, - машина войдет в пике или в штопор, она как бы нырнет, и винт ускорит падение. А потом, когда летчик станет выводить машину из пике или штопора, все сцепления застонут и крылья заметно выгнутся; на плечи, на спину, на голову человека обрушится громадная тяжесть, кровь отхлынет к ногам. Машина выровняется, но долго еще по всему телу пилота будут бегать мурашки и будет ясно слышно, как пульсирует кровь на руках, на шее и под коленями.

Неохотно, насилуя себя, Емшиков толкнул свой самолет, свой «У-2», в пике. Но когда он выровнялся на высоте в 400 метров и кровь понемногу успокоилась, он почувствовал себя обновленным, забыл об одиночестве. Он мог бы и не пикировать, ведь до этого ему ни разу не приходилось пикировать без инструктора. Но пике - это уже не полет, а боевая фигура. Теперь, когда он выполнил ее самостоятельно, у него появилась смелость от сознания необходимости.

Он пошел еще ниже и стал кружить над стадом метрах в пятидесяти от земли, хотел обратить внимание чабанов на себя. Может быть, они поймут, что он им показывает, куда зовет?