Луховицы рано ложатся спать. Десять часов вечера. Одно за другим гаснут окна. В этой темноте приезжему человеку нетрудно забрести в соседнюю квартиру вместо своей - так похожи друг на друга невысокие домики с одинаковыми палисадниками возле окон. Город - не город, деревня - не деревня. Для города слишком пустынны широкие снежные улицы, слишком низки дома. Для деревни необычны эти новые двухэтажные каменные здания...

Луховицы несколько сотен лет подряд были деревней и, став районным центром, конечно, не могли мгновенно утратить свои деревенские черты.

- Как же величать Луховицы? - опрашивают приезжие у старожилов. - Город? Село? Поселок?

- Знаете что, - отвечает, подумав, старожил, - зовите просто Луховицы.

Итак, шел десятый час вечера, и «просто Луховицы» ложились спать. Один за другим гасли огни в окнах.

Московская привычка дожидаться «последних известий» погнала меня из сонного дома на улицу. Вряд ли кто-нибудь мог оказаться в школе так поздно, но это был единственный известный мне маршрут.

Вечер был темный, улицы длинные, как все незнакомые улицы. Но вот из-за какого-то поворота сверкнуло огнями двухэтажное здание. Школа! В окнах двигались силуэты юношей и девушек. Что привлекло их сюда в такой поздний час?

Сейчас, вечером, школа изменила свой облик. Классы казались больше, коридоры шире и светлее, и даже дверь с ведром, подвешенным вместо блока, кажется, скрипела не так угрожающе. В школе в этот час ребята занимались самыми разнообразными делами. В девятом классе «А» расположился кружок ГСО. В учительской - редколлегия школьного журнала. В комнате агробиостанции собрались юные животноводы, которым надо было быть дома, по крайней мере, полтора часа назад. Но недавно произошло важное событие - в соседнем колхозе отелилась корова, и между юными животноводами уже второй час шел горячий спор, кому достанется телочка.

Все это чем-то напоминало клуб. Непринужденный школьный клуб, где всем хорошо и никому не хочется уходить. Хорошо тем, кто живет в Луковицах, а ведь некоторым еще нужно шагать четыре- пять километров: в Красную пойму, Подлесную слободу, Карьер, Старые Луховицы. И все-таки расходиться не хочется, хотя давно пора.

Чаще других в эти вечерние часы слышатся уже ставшие знакомыми фамилии членов комитета комсомола. Пять фамилий: Волков, Ерастова, Лысенко, Урвичева, Антонов. Эти школьники одновременно всюду, они руководят, помогают, улаживают споры и... сами спорят. Сегодня эта пятерка; могла бы оправлять свой полугодовой юбилей. Ровно шесть месяцев назад всех их избрали в комитет.

Обычно, когда знаешь характеры людей, нетрудно предположить, по какому пути пойдет их совместная деятельность, какова будет равнодействующая в результате приложения этих различных сил к одной точке. Но какой путь изберет комитет комсомола: нового состава, что будет характеризовать его деятельность, - этого не могли бы предсказать даже самые проницательные. Очень уж непохожие друг на друга люди собрались в комитете.

Николай Волков-секретарь комитета. Он принес с собой серьезность и положительность, свойственные человеку, который имел до сих пор дело с серьезными вещами. Он родился и вырос в деревне, он умеет делать все, что нужно уметь колхозному человеку: он пахал, сеял, боронил, объезжал лошадей. Два года Николай руководил колхозной комсомольской организацией, и легкость, с какой школьный народ иной раз склонен решать важные вопросы, его возмущает. Когда он говорит, он выглядит старше своих одноклассников, хотя одного с ними возраста, а когда молчит, его лицо кажется совсем мальчишеским. Он член бюро райкома и очень гордится этим.

Сережа Антонов - руководитель военно-физкультурной работы и поэт. Трудно предположить в нем лирика, особенно когда видишь, как сурово он командует на военных занятиях. Впрочем, также трудно предположить в нем сурового командира, когда он говорит о стихах. Стихи он пишет давно. Слова со скрежетом, кряхтя, втискиваются в нужный ему размер, но это не смущает поэта, и если какое-нибудь из слов заупрямится, не желая поддаваться его поэтическим усилиям, он без сожаления отсекает ему хвост или голову, сжимает его или растягивает, смотря по надобности.

«Асфальтирована площадь,

И водой прибита пыль,

Мчится, обгоняя лошадь,

легковой автомобиль.

Светло, весело на ульце (?)...»

Каждое явление рождает стихи. Разлука с товарищем. Лыжный кросс. Приезд корреспондента из редакции. Размышление о старости. Выход СССР из Лиги наций. Весна, лето, осень, зима. Стихи записываются в толстую общую тетрадь, а через некоторое время безжалостно перечеркиваются вдоль и поперек самим автором. Плохо, не нравится. Таков Сергей и в работе. Проведет занятие кружка или сделает еще что-нибудь. Доволен. Через несколько дней: нет, плохо, надо лучше.

Володя Лысенко. Он побывал уже во многих городах Союза (отца часто переводят с места на место) и вот попал сюда, в Луховицы. Луховицы ему не нравятся. И он этого не скрывает: «То ли дело в Ленинграде!» Луховицкие патриоты ему этого не прощают, и тонкий оттенок иронии ощущается в дружеских отношениях с ним.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.