А потом у него появилось давящее чувство стыда, совершенно физическое чувство; оно было как тупая боль. Он повернулся на спину и подтянул подушку. Он даже не удивился тому, что под головой подушка. Он закрыл глаза и попытался вспомнить все сначала, но опять увидел плывущих сусликов, и сурков, и линялых мышей, и сотни тонких змеиных головок; они торчали над желтой поверхностью реки, как цветы водорослей. Он увидел опять среди змей и сусликов огромное черное тело быка, тот, верно, шел по дну. Бык обогнал его и задел руку. Совсем нетрудно было вспомнить, как бык дышал. Он дышал вот так.

Емшиков несколько раз порывисто вздохнул и понял, что у него болит голова. Он протяжно застонал, открыл глаза и увидел, как в палатку вошли три женщины, все три в белом. Но и это не удивило его. Одна из них спросила:

- Как вы себя чувствуете?

Емшиков долго не отвечал. Ему трудно было вспомнить, что означают русские слова, произнесенные женщиной. Он сказал: «Йе» - казахское «да».

Женщина еще что-то спросила по-русски. Емшиков ей не ответил. Она поставила на табурет большую кружку с водой, и все три женщины ушли. В палатке стало по-прежнему тихо и сумеречно.

Он еще услыхал, как к палатке подошли мужчины и знакомыми голосами стали просить женщин, чтобы те их впустили: им нужно поздравить товарища. Емшиков хотел притвориться спящим, но это ему не удалось, он по-настоящему уснул - впал в забытье.

Проснулся Емшиков дома, в своей небольшой комнате. Как всегда, взглянул на часы. Они показывали половину одиннадцатого. Это было невероятно. Значит, он проспал! Глупые очи, которые он видел, тянулись так долго. Он порывисто поднялся - и все закачалось: он был еще очень слаб. На стуле, у изголовья кровати, лежал длинный листок серой бумаги. Емшиков повертел его в руках, прочитал свою фамилию; возле слов «диагноз по-русски» стояло «угар». Тогда так же медленно, как вспоминают сны, он восстановил в памяти все. И захотелось, чтобы пришел кто-нибудь хороший и рассказал, кончился ли степной пожар, спаслись ли чабаны, сколько животных погибло в огне и, наконец, что люди думают о нем. Да, что думают о нем.

Ведь если он вспомнил все правильно, то в этом случае он вел себя совсем не как пилот, и не как шофер, а как чабан. Выходит, что он ничем не отличается от деда, отца, дяди - вообще от всех своих старших родственников. Он по-прежнему пастух - только и всего.

Вот как это было.

В свой выходной день Емшиков сидел в дежурке аэроклуба. Всегда в свой выходной он приходил в аэроклуб и в этот раз тоже пришел. Занятия должны были начаться позже - часа через полтора. Пока же они сидели втроем - дежурный и два курсанта-пилота: Емшиков и Тропинин. Они разговаривали. Потом раздался телефонный звонок.

Дежурный, поговорив с начальником спецотряда, повернулся к пилотам и торжественно, даже как будто обрадованно сказал:

- Степной пожар!

Дежурный был тоже из курсантов, тоже молодой человек. Он, верно, обрадовался, что вот пришла большая работа, и он будет распоряжаться и отвечать за все.

Дежурный встал навытяжку, и пилоты тоже встали «смирно», и дежурный сказал, что в тридцати километрах, в одном из районов, горит степь. Районные власти звонили в спецотряд, просили помочь, но, оказывается, все машины отряда ушли на опыливание, с ними нет связи. Начальник отряда просит клуб выделить два самолета. Нужно, не медля ни минуты, вылететь на разведку.

В этот момент Емшиков решил, что он только пилот и нужно понимать так: огонь- это противник. Необходимо выполнить приказ, думать только о приказе.

Они пересекли поле аэродрома. Их встретил начальник спецотряда. Емшиков автоматически переводил в уме русские слова начальника на родной язык, укладывал их рядами. И, как всегда, этот процесс перевода помогал ему запоминать распоряжение.

Аэродром, который часто поливали, был еще совсем по-весеннему зелен, и, может быть, поэтому солнце, стоявшее над ним, не казалось ни страшным, ни очень горячим. Трудно было поверить, стоя здесь, на коротко срезанном, но ярко-зеленом лугу, возле зеленого самолета, что всего в тридцати километрах горит сухая трава.

Но, повернувшись вправо, Емшиков заметил у горизонта, там, где течет Сыр-Дарья, холмы разноцветного тумана.

Пристегнув ремни, проверив мотор, Емшиков, глядя на флажки дежурного, стал выруливать. Выкатив машину на цементную дорожку, он обернулся в последний раз и увидел, как выруливает Тропинин. Емшиков махнул ему рукой, поправил очки и дал полный газ. Он взял на себя ручку - машина повисла в воздухе. Емшиков остался один.

Он, правда, видел, как слева от него появился такой же самолет товарища, но это не освободило Емшикова от чувства одиночества. Он, конечно, не знал, что так начинается страх.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.