- Я... вот что... Ганечка. Слышь - ка, ведь лечат, - заговорил Пашка горячо и убежденно. - Вылечить можно... Теперь есть такая... венерическая больница... для рабочих прием... Я знаю.
И осекся, и замолчал. Девушка качнулась, словно падая, Пашка протянул руку поддержать, нестерпимая жалость вошла острием в его сердце.
Потом услышал тихие, как дыхание, слова:
- Паня... любый ты мой... родной...
Долго гуляли молча по лесу, потом выбрались на пригорок. Осеннее солнце стелилось по новеньким крышам поселка равнодушными серебряными лучами. Бараки дышали дымками, свежим деревом, потным трудовым отдыхом.
Керженский парень, Митя Хамля, взобрался на пригорок, уставился на Пашку.
- Ты чего... слушь - ка... драться? - с тревогой спросил Пашка.
- Неее... Какой драться. Чо я спросить хотел... товаришшы.
- Чего спросить?
- А насчет земли, баял, обсказать можешь. Так ребята толковали, не придешь ли теперь... потолковать?
- А дед - то ваш... старик... опять драться полезет?
- Какой полезет! Отправили мы юво... домой поехал! А чо: дюжа мшонай он у нас... Не поглянулся?
- Какой такой: мшоный?
- А без привету! С людьми не живет, как надо - бет! Вот и баем: мшонай.
Ну - к что - ж, слушь - ка... я приду, - неуверенно сказал Пашка. Ты как скажешь. Ганечка: Придти? А? Придти? У меня книжки есть... часть почитать могу.
- Вместе придем, - шепнула Ганя.
- Ну - к вот... слушь - ка: Ждите. Вечером придем.
- Будем ожидать, - обрадовался Митя Хамля, и, нескладно махая руками, зашагал вниз, к баракам.
День кончался.
В воздухе - чуть студеном голубом вине - плыли прозрачные паутинки - понятные всем слова земли.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.