Он умер от сердечной болезни. У него болело сердце, а никто не знал об этом. Он всегда оставался с болезнью один на один. И презирал болезнь. И не знал вкуса валидола. Потом слег в больницу.

А однажды, когда мы сидели внизу, в раздевалке, и пришивали вешалки к телогрейкам, вошел кто-то и сказал:

— Умер Лукич. Стало тихо.

— Совсем?!

Надежда еще висела в воздухе, еще цеплялась за шероховатые белые стены. Но не удержалась и скользнула на пол.

— Совсем.

Бросились вверх по узкой лестнице.

Там, уткнувшись лицом в красную бархатную скатерть стола, громко плакал Скородумов.

Хоронили его хмурым ноябрьским днем. Гроб несли на руках до самого кладбища. Сначала шли стройными рядами, потом сбились в огромную молчаливую толпу. Шли, задерживая трамваи и автобусы. Когда в могилу с глухим стуком посыпались комья мерзлой земли, я взял один комочек и незаметно положил в карман пальто. Я имел на это право: между нами было что-то интимное, недосказанное, мы часто обменивались понимающими взглядами, мы часто оставались наедине... как там, в лесу.

Но, может быть, у каждого с ним было интимное и недосказанное и каждый положил в карман пальто мерзлый комок земли?

Когда перебирали содержимое его стола, я нашел свой портсигар с «мишками». В него вложена была записка с моей фамилией и пожеланием на будущую жизнь.

В трех десятках других портсигаров было то же.

Не хватает Лукича. Временами становится грустно и тоскливо. Как тогда, когда в класс вошла новая историчка с перманентными пружинками кудрей, высморкалась и громко сказала:

— Достаньте учебники и откройте на хронологической таблице. Будем заучивать даты.

А нынче летом на покосе мне показали памятник Лукичу из больших камней, которые раньше лежали у костра. Памятник сложили нынешние воспитанники. Они не знали да и не могли знать Лукича. Он и им светит — метеорит, промелькнувший однажды в нашей жизни и оставивший в ней глубокий след.

Мало он пожил — тридцать с небольшим лет. А запомнился надолго, на всю жизнь. Сколько лет прошло, сколько солнечных и хмурых дней. Синие сумерки в окне вагона, казарма в алтайской степи, занесенная снегом до трубы, весенние дороги Сибири с талой водой на обочинах... Всюду берег и согревал в душе Лукича.

И вот стою перед грудой серых камней, перед творением маленьких и цепких рук горластых мальчишек, а кругом шум сосен и шелест травы.

Как он сказал тогда? «Я уважаю в тебе человека...» Спасибо, Лукич. Мы еще придем сюда все: и те, кто знал тебя, и нынешние мальчишки, и те, что будут. Мы большими буквами выбьем на поверхности камня: «Здесь сидел Петр Лукич Хмиль, глядя в пламя костра, задумчивый и устремленный в будущее. В наше будущее. И свет этого костра еще долго будет светить нам в пути».

г. Свердловск.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.