А весна, видать по всему, совсем уже близко. Заметно прибавились и ярче стали дни. Глубже сияние неба. Всё ласковее поглядывает на землю солнце. Сегодня, когда Павел Лыковский шёл на вокзал, солнце светило и вовсе по-весеннему. У большого, в пять этажей, дома Павел услышал первую мелодию весны: в воздухе победно звенела капель. Струйки слёз уходящей зимы превращались в лужицы, они становились всё больше и больше, потом растекались по тротуару тоненькими ручейками. Бесконечно радостна всему живому первая весенняя капель! И в поезде только и разговоров было, что о близости весны.
- По всем приметам, ох, и урожаище ныне будет! - проговорил, ни к кому в особенности не обращаясь, седой старик, сидевший у окна с независимым видом.
- Это, по каким же приметам? - живо отозвалась его соседка, совсем ещё молодая женщина.
Старик, помедлив секунду, степенно ответил:
- По народным. - И в голосе его зазвучала угроза. - Народ - он всё знает.
- Я склонна больше верить науке, а не дедовским приметам, - бойко сказала женщина, тряхнув рыжеватыми кудрями. Её молоденькое, в веснушках лицо засветилось озорной улыбкой.
В серых зрачках старика что-то блеснуло, - пожалуй, скорее лукавство, чем обида.
- А наука - она откуда? Из народа. Потому и сильна она, наука.
Ещё тогда, когда Павел вошёл в вагон и, сев на свободное место, окинул взглядом пассажиров, ему показалось, что он уже встречал где-то этого седого, с хитроватым прищуром глаз старика. Где бы это могло быть? В Минске? Или в одной из тех бесчисленных деревень, в которых побывал он, шагая по долгим фронтовым дорогам?.. Да, да, именно где-то на войне встречал он его. Но как ни напрягал Лыковский память, припомнить не мог. И вот теперь, когда старик произнёс последнюю фразу и, торжествующе усмехнувшись, подмигнул вдруг всему купе, теперь Павел вспомнил: именно так подмигивал после каждой удачной своей шутки дед Ничипор из Сысоевки. Из той самой Сысоевки, с которой у Лыковского связано столько воспоминаний и куда сейчас, спустя столько лет, он снова едет.
Нет, ошибки быть не могло. Ну, кто ещё, кроме деда Ничипора, умел так лукаво спорить с молодёжью, кто, как не он, мог мгновенно, с первых же слов, завладеть всеобщим вниманием? За те короткие дни, что пробыл Павел в Сысоевке, он не раз беседовал со стариком и всегда поражался его безграничной выдумке, его неиссякаемой жизнедеятельности, которую не смогли убить ни старость, ни даже ужасы гитлеровской оккупации.
- Вы настоящий жизнелюб, - помнится, сказал ему однажды Лыковский.
- А ничего, я ещё переживу Гитлера, - ответил тогда дед Ничипор.
Сейчас, глядя на ничуть не изменившегося за эти годы старика, Павлу хотелось сказать ему: «Я искренне рад, что вы пережили Гитлера. Не сомневаюсь, что и ещё ему подобных переживёте».
Но он не сказал этого. Вряд ли помнит его старик. Мало ли таких, как он, солдат прошло тогда через Сысоевку. И хотя Павлу
довелось одному из первых побывать в ней после изгнания фашистов, но ведь этих-то первых была целая рота!
И события тех дней, никогда и до этого не выветривавшиеся из его памяти, сейчас вдруг с особой яркостью встали перед ним.
Был не по-майски жаркий день. Утром рота в третий раз за последнюю неделю ходила в атаку и в третий раз откатывалась назад. Гитлеровцы основательно укрепились в Сысоевке, превратив её в мощный оборонительный узел. Весь день прошёл в перестрелке, то затихавшей, то вспыхивавшей с новой силой.
Рядом с Павлом в траншее был его неразлучный друг Саша Посмитный, шахтёр из Донбасса, ротный весельчак и балагур. - Щоб вин сказывся, щоб ему пусто було, щоб на его зараза якась свалилась, - ругался Саша, и Павел без дополнительных пояснений понимал, кто это «он».
Саша изъяснялся с Павлом только на украинском языке, хотя со всеми он разговаривал по-русски. И Павел отвечал другу тем же, пользуясь в разговоре с ним родным Лыковскому белорусским языком. Вначале, при первой встрече, это вылилось у них в забаву, но потом друзья привыкли к такому способу ведения разговора и прекрасно понимали один другого.
Многие в роте удивлялись, что могло сдружить таких разных решительно во всём людей. Павел был высокий, стройный, Саша - низенький, толстенький. Спокойный, уравновешенный характер Лыковского никак не подходил к сашиному - бурному, быстро на всё реагирующему, способному мгновенно зажигаться. Посмитный был лет на восемь старше Лыковского, но это, впрочем, не бросалось в глаза.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.