— Я буду вести твое дело, Назаров. Фамилия моя — Михалевич. Ну, вот и познакомились... Так пойдем, побеседуем? Чего откладывать!
— Пошли...
«Действительно, чего откладывать! А то еще убегу...»
Они «беседовали» полтора месяца. Полтора месяца Михалевич, умный, выдержанный, опытный следователь, не мог' добиться от Назарова признания, хотя знал о нем абсолютно все.
Сашке даже было жалко его. Милейший человек, а приходится голову ему морочить. Но ничего не поделаешь! Раз с Игорьком договорились, значит, договорились...
— Ну что ты упрямишься? — снимая очки, прикрывал ладонью покрасневшие глаза Михалевич. — Ведь все тебя предали, даже твой Сидор. Ты ведь читал протоколы. Хочешь еще убедиться?
Но и после очных ставок Сашка молчал, уже из-за упрямства, хотя сердце у него горело от злости и обиды.
И все-таки наступил день, когда его нервы не выдержали. Он лежал больной ангиной в изоляторе, и его трясло под двумя одеялами от ненависти, бессилия и температуры.
И вдруг он закричал сиплым голосом:
— Следователя! Позовите Михалевича!
И снова, укрывшись с головой, сжался в комок...
А потом они ездили по старым адресам. Выходили из машины, и Сашка вел их к знакомому подъезду, к знакомой двери, из которой он еще недавно выходил, нагруженный чемоданами.
Сначала Сашка не мог понять, почему у него после каждой поездки портится настроение. А потом до него дошло: впервые он встречался с людьми, которых обокрал. А главное, видел их лица, их глаза, с опаской и брезгливостью следящие за ним. Одна женщина в сердцах даже сплюнула, когда его привели на «место происшествия».
Это чувство собственной вины и собственной ничтожности, прорезавшееся в те дни, не покидало его ни во время «процесса шайки Назарова», длившегося восемь дней, ни во время долгого пути к месту назначения.
И вот Север. Первый трудовой день. Зэк Назаров ходит по территории и присматривается к обстановке. Кругом — штабеля леса. Громко чавкает какая-то махина с длинным хоботом, напоминающая то ли динозавра, то ли птеродактиля, в общем, что-то доисторическое. А название, оказывается, примитивное: бревнотаска. Вот всегда так... Хобот у нее опущен в речку, забитую лесом. Она словно всасывает им огромные стволы, и они ползут по ее спине, а потом, будто по знаку волшебника, выстраиваются в штабеля.
А вот и они, эти волшебники... Энтузиасты труда... Один сидит на настиле и направляет бревна в хобот. А если они упрямятся, накалывает их железным шестом, как сардельки, и укладывает на транспортер, да еще с шиком — елочкой! Другой ловко сбрасывает бревна вниз — налево, направо. точно по сортам. Третий сооружает из них штабель-Ерунда все это! Никаких волшебников нет. Есть зэки, которые вынуждены работать...
С такими мыслями отправился Сашка на лесозавод, когда бригадир выкрикнул его фамилию.
Ему повезло — работа оказалась простой. Берешь горбыль, ставишь его на попа и тюкаешь потихоньку «корилкой». Оказывается, чтобы дерево не гнило, надо очистить его от коры. Интересно!
Припекает солнышко. Что-то негромко напевая, не спеша сдирает Сашка мокрую, шероховатую поверхность...
Но «лафа» в тот день быстро кончилась: Сашку поставили оттасчиком к пилораме. Раз — и бревно распадается на доски. Раз — другое брызнуло опилками. Не отнесешь доски вовремя в сторону — застопорится дело. Вот когда Сашка почувствовал, что такое настоящая работа.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.