Отречение Саньки-короля

  • В закладки
  • Вставить в блог

Читал «Честь» и вспоминал все прошедшее. Ведь и в «Матросскую тишину» Антон попадает в одно время со мной.

Да, страшно и больно жить человеку одному, с поджатым по-волчьи хвостом и оскаленными зубами. Быть до жути одиноким и не иметь друга, которому можно было бы выложить все наболевшее, быть уверенным в нем, как в самом себе.

...Оля, Олечка Андреева, странная, некрасивая девушка, с маленьким беличьим личиком, обсыпанным веснушками. Вздернутый нос, рыжеватые волосы... Но глаза... огромные, черные, глубокие... Фигура ее была нескладная: она еще превращалась в девушку. Скромное платьице, 'простые чулки, надетые на стройные ножки».

Но хватить горя пришлось ей немало: мать умерла, когда Оля была еще девочкой, отец с ними не жил, и она осталась на попечении бабки — старушки доброй и душевной, но не сумевшей заменить мать.

Мы учились с ней в одном классе (это был последний год честной жизни и начало преступной. Это был первый год, когда объединили школы). Я уже «откалывал номера»: пил водку, крал. Что потянуло ее ко мне? Не знаю. Может быть, ей показалось заманчивым мое кажущееся мужество, самобытность, мое отличие от остальной среды. Она вошла в наш круг, то есть была посвящена в его тайны, участвовала в сборищах, которые, правда, стояли далеко от разврата, хотя «вино лилось рекой» и разговоры велись воровские.

Я читал ее дневник — она меня любила!

Получил письмо от Ирины Николаевны, из школы. Да, есть еще люди, которым моя судьба не безразлична. Таких писем я не получал никогда. И начинается оно так: «Дорогой Сашенька!» Я чуть не заплакал: «Сашенька»! Да меня таи не называли уже столько лет! Все письмо, с начала до конца, наполнено любовью ко мне, заботой. Учителя не забыли меня.

Сашка читал доброе, ласковое письмо Ирины Николаевны — ответ на его письмо — и не желал вспоминать тот страшный осенний день...

Общая линейка. Настороженные глаза мальчишек и девчонок. Глуховатый голос директора:

— По решению педагогического совета... за постоянное нарушение дисциплины...

Сашка стоял в стороне — руки в карманы — и безразлично подрыгивал коленкой. «Подумаешь, плевал я на все, пойду в старую школу, там меня всегда примут...»

Голос директора не давал сосредоточиться. Ну что он тянет!

— За срывы занятий... В связи... Поскольку... Александр Назаров... отчисляется из школы...

Сашка не спеша повернулся и медленно пошел мимо притихших рядов. И вдруг, неожиданно даже для себя самого, он усмехнулся и громко, с издавна запомнившимися тягучими интонациями запел:

Будь проклята ты, Колыма,

Что названа чудной планетой,

Сойдешь поневоле с ума,

Оттуда возврата уж нету...

Сразу же после линейки он помчался в свою старую школу, где проучился семь лет и где его могли помнить аккуратным, исполнительным отличником — отрадой классного руководителя. Потом, правда, он стал плохо учиться, хулиганить... Но разве он один виноват, что так произошло?

Может быть, Сашка был начитанней других, может быть, способнее, но ему на уроках всегда было скучно. Все от сих и до сих, все по учебничку. А его раздирали тысячи, вопросов. Физика и химия... Ни малейшего понятия о том, как это можно применить в жизни, нужны ли они, важны ли... Единственное, что из физики Сашка запомнил хорошо, — это почему собака бежит с высунутым языком. Так ей легче, ибо испаряется влага...

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Шаги в преисподней

(Исповедь американского шпиона)