Я чувствовал, как жаркая краска заливает лицо. Впервые, пожалуй, со всей отчетливостью я понял простую истину: нужно прежде всего оценивать себя, свои поступки, свою ответственность. До сих пор в своем частном расследовании я искал виновных среди других: обвинял судью, которая все время возвращала нас на узкую стезю трудового спора; пытался уличить в недобросовестности дружинников, потерпевшего, фельетониста, фельдшерицу, представителей института, следователя.
Ну, а сам я? Я – носитель высокой миссии правосудия? Я – человек, которому доверено вершить судьбы людей? Лично я-то за что-нибудь отвечаю?
Но что я, собственно, могу? Разве в совещательной комнате я не отстаивал свое мнение?..
– Ну-с, коллеги, – сказала судья, когда мы остались втроем, – каковы ваши суждения по делу?
– Ой, Галина Леонидовна, – Люба привстала, как ученица, – этих пьяниц, особенно за рулем, надо навсегда сажать... Напротив нашего универмага на днях мальчишку сбили...
– Не будем, Люба, отвлекаться, – строго сказала судья. – Значит, вы полагаете в иске Шутову отказать?
– В иске? Н-не знаю, – вдруг растерялась Люба.
– А ваше мнение? – Вопрос был обращен ко мне.
Да, сомнения у меня были. Я их высказал прямо и честно. Галина Леонидовна выслушала и сказала:
– Восстановив Шутова на работе, мы тем самым повергаем в недоумение администрацию и общественность института. Кроме того, ставим под сомнение фельетон в областной газете. Как воспримут там наше решение?
– Можем ли мы исходить из того, как воспримут?
– А разве можем не учитывать? Впрочем, если я останусь в меньшинстве – напишу особое мнение. Если останетесь в меньшинстве вы – имеете точно такое же право.
Я сделал самое худшее: проголосовал за отказ в иске Шутова вместе со всеми. Придя домой, стал писать особое мнение. Писал, зачеркивал, снова начинал. Наконец, бросил исписанные и исчерканные листки в нижний ящик стола. И успокоился. В конце концов разве мог я себя в чем-нибудь упрекнуть? Ведь я сделал все, что было в моих силах. Я вернулся к своим ЭВМ. в родной коллектив. На расспросы коллег о том, как я «вершил правосудие», лицемерно пожимал плечами: не боги, мол, горшки обжигают...
И вдруг эта встреча в подземном переходе. Встреча, после которой я уже не мог спокойно работать, спать, смотреть людям в глаза, особенно Шутову. Вот тогда я понял, что обязан бежать за безнадежным мячом. Иначе... Иначе я никогда не смогу уважать себя...
Вот такой рассказ пришлось мне выслушать. Я посоветовал моему посетителю обратиться в Верховный суд, заверил, что там его обязательно примут и помогут найти истину.
Он позвонил мне через несколько дней.
– А знаете, дело обещали истребовать. – Голос его звучал радостно, будто дело уже решено. – Но не в том суть – за это время я многое понял. Для себя лично. И уж до конца дней не сниму со стены свою философско-футболъную мудрость.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
После выступлений «Смены»