Нет, они так и не сказали всего этого друг другу. Просто они идут и молчат, мучительно думают.
– Ренегат, фискал. Я не хочу, чтобы вы обо мне так думали. Если бы ты обернулась хоть один раз... – Но перед Алькиными глазами только прямая тонкая Надина спина. И волосы – ровные, длинные до плеч.
«Ну, обернись хоть один раз, принцесса» – это Алька думает, а на всю улицу кричит совсем другое:
– Мне плевать, слышишь, деревянная чурка, плевать, что вы обо мне думаете!
Это слышат все, обернулись все. Все, кроме Нади. Она подносит руки к лицу, и теперь спина ее уже не прямая. Надя опустила голову и, согнувшись, прислонилась к решетке. А Алька срывается с места и мчится. Мозг разламывают тысячи молотков. Ступеньки, ступеньки, как барабанная дробь. Дверь квартиры Виленева. Не остановиться. Не перевести дыхание.
– Можно?
Виленев стоит у зеркала.
– Вот пришел... – мнется Алька. А думает о другом: как же обо всем рассказать?
Виленев завязывает галстук. Для него сейчас это важнее всего на свете.
– Вид у тебя, будто человека убил, – бросает он через плечо.
– Понимаешь, – начинает Алька, но Виленев не слушает его. Он насвистывает:
«Ему б кого-нибудь попроще,
А он циркачку полюбил...»
Потом смотрит на Альку..
– Ну и что?
Алька бледен и тих. Словно застыл.
– Послушай, старик, – хлопает его по плечу Виленев. – Век электроники – поэзия цифр. Лирические излияния – анахронизм. Так, да?
«Неужели я в нем ошибся?» – думает Алька.
– Ты мужчина, да? Понимаешь, ждут. А вообще совет: меньше эмоций, нервные клетки не восстанавливаются...
Лестничная площадка пустынна и холодна. У подъезда торопливо прошуршала шинами виленевская «Волга». Ти-ши-на.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.