Мне дали винтовну и сказали: хочешь остаться в живых - научись с ней обращаться. Еще мне вручили связку ручных гранат. Затем меня погрузили на вертолет, который на максимальной высоте перенес меня из Сайгона во враждебные джунгли. Стремительный спуск - как на скоростном лифте - и вертолет сел в... нечто такое, что показалось мне декорацией к фильму об американском диком Западе. Небольшое пространство на открытой местности было огорожено деревянной крепостной стеной, подпертой для прочности мешками с песком. За ней ров метров на шесть шириной, колючая проволока и минные поля. Внутри около двухсот вьетнамских так называемых «диких солдат» и полдюжины американских советников. Большинство вьетнамцев, как мне объяснили, - наемники, нанятые кто на неделю, кто на месяц. Они могут дезертировать, то есть просто уйти в джунгли после любого боя, или до боя, или во время боя. Так было, в частности, во время одной из последних засад, устроенных этим «опорным пунктом». Многие «дикие солдаты» набраны из числа тех, кого американцы называют «ковбоями Сайгона», - воров, сутенеров, наркоманов, убийц, освобожденных из тюрьмы для выполнения «специальной миссии». Я обнаружил, что американцы боятся своих подчиненных чуть ли не больше, чем нападения коммунистов. Поэтому кто-нибудь из нас всегда дежурит по ночам.
В ту же ночь я был разбужен взрывом через несколько минут после того, как заснул. За первым взрывом послышались новые. Донесся отчетливый треск пулеметных очередей, перемежаемый залпами тяжелых минометов. Американцы затащили меня в залитую водой щель, где мы и лежали, пока все не стихло. Что это был за бой, кто с кем дрался, не знал никто, а меньше всего - американские советники.
Рано утром я вместе с двадцатью вьетнамцами и тремя американцами пересек большую, выжженную огнем равнину и углубился в заросли кустарника. Мы шли целый день под палящим солнцем, прислушиваясь к отдаленной канонаде. Иногда в небе показывался самолет, но на земле все было недвижимо, кроме змей и пиявок.
В тот день намечался воздушный налет на партизан, и мы должны были устроить засаду на одном из возможных путей их отхода. К вечеру место для засады было выбрано. Любой человек с элементарными познаниями пехотной тактики назвал бы его самоубийственным. Но никто не возражал. «Если бы у нас была хоть капелька ума, - проворчал курчавый капитан из штаба, - мы бы давно унесли ноги из этого ада».
Четырнадцать бесконечных часов лежали мы на животах в засаде. Кроме громкого храпа солдат, ничто не нарушало тишины. Утром мы отправились в обратный путь. По дороге впервые наткнулись на людей. Группа крестьян - мужчины, женщины, дети - занималась рубкой леса. Никто из них не взглянул на нас. Никто из нас не обратился н ним с вопросом. Через некоторое время над нами пронеслась эскадрилья реактивных бомбардировщиков «6-57». Не успели мы опустить головы, как раздался оглушительный взрыв. Взрывной волной меня сбило с ног. Лежа на земле, оглушенный взрывами, я подумал о том, что бомбы падают как раз в том месте, где мы встретили крестьян. Но, по-видимому, кроме меня, это никого не беспокоило...
«СМЕНА»:
Несмотря на поддержку политики США во Вьетнаме лейбористским правительством, в Англии развернулось широкое движение протеста против провокаций Пентагона в Юго-Восточной Азии. Грязная, сумасшедшая - такие эпитеты все чаще использует английская печать в репортажах о войне, развязанной американской военщиной во Вьетнаме. Не случайно, что даже такая консервативная газета, как «Ньюз оф зе уорлд» опубликовала статью своего специального корреспондента, осуждающую грязные методы, которыми ведется эта война. В статье Нойеса Томаса звучат разочарование и безнадежность, полное неверие в возможность успешного для Соединенных Штатов исхода этой безумной авантюры.
Негритянская и пуэрториканская общины Нью-Йорка уже давно утверждают, что полиция проявляет ненужную жестокость, допуская «грубое обращение» с подозреваемыми и запугивая подростков, чтобы получить показания или добиться признания.
Эти обвинения обычно отвергают.
Тем не менее беднякам нередко приходится страдать от рук полиции, и это превращается в своего рода неписаный закон. В этом смысле своего рода откровением является дело Джорджа Уитмора - девятнадцатилетнего полуграмотного негра, арестованного еще в апреле прошлого года по обвинению в изнасиловании и убийстве. В момент ареста один из главных детективов хвастался, что виновность Уитмора не подлежит сомнению и что полиция располагает подписанным им признанием.
Однако все «доказанные факты» оказались весьма сомнительными. Как выяснилось, протокол допроса по одному из совершенных Уитмором преступлений - не что иное, как фальшивка, сочиненная и записанная самой полицией. По словам заключенного, ему подсунули заранее заготовленное признание. Запуганный, избитый до полусмерти, лишенный возможности спать и не имеющий адвоката, он кое-как переписал его и поставил свою подпись. В правдивости слов Уитмора не приходится сомневаться.
Не удивительно, что, рассматривая подобные протоколы, суд испытывает серьезное беспокойство.
Не так давно кассационный суд в Нью-Йорке постановил пересмотреть дела, где обвинительный приговор был составлен на основе вынужденного признания. После этого постановления было подано свыше сорока кассационных жалоб с просьбой о пересмотре приговора.
Полиция и канцелярия районного прокурора раздражены и совсем не собираются приносить извинения. Они считают, что выколачивать признание необходимо, если суд хочет добиться обвинительного приговора.
В большинстве случаев жертвами этого произвола становятся подростки и негры.
«СМЕНА»:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.