Обыкновенная романтика

Нас поддержал начальник стройуправления. Но он немало удивился, когда мы ввалились к нему на другой день.

- Нет, товарищи, это неверно, неверно! - повторял он, поглаживая графин с водой и словно пытаясь убедить самого себя в том, что говорил. - О вас не забыли, это неверно. Со снабжением у нас большие трудности - это верно. Но что забыли о вас - неверно, неверно! Хорошо помним, но вот... Вот, голубчики, телеграммы отправляем... Видите, Киров? Это лес. Видите, Орел? Это - стекло. Видите, Никополь? Это кирпич. И так далее и тому подобное. Боремся, конечно. Будем вырывать, что возможно. Подадим вам кое - что...

Он вызвал своих снабженцев, долго выспрашивал, советовал, и перед нами, рядовыми бетонщиками, возник сложный, не познанный доселе мир. Словно туман рассеялся и открыл нашим глазам дороги и маршруты, которыми доставляются материалы на стройку. Щуплый снабженец в зеленоватой косоворотке, с сеткой красных прожилок на щеках и на носу, заговорил неожиданным баском:

- Я уже двадцать пять лет работаю в снабжении, но таких трудностей еще не нюхал. Это точно. Тут, я вам скажу, местничество мешает. Ну да ладно. Я так понимаю: вам нужен кирпич, цемент, известь. Верно, ребята? Я ведь тоже был когда - то того... комсомольцем.

Черт возьми, все были когда - то комсомольцами, и, пожалуй, лучшими комсомольцами, чем мы с вами!

- У вас на стройке, говорят, вчера что - то случилось? Говорят, поножовщина?

Уже говорят. Даже здесь, в отделе снабжения, известно о вчерашнем дебоше.

- Ничего особенного, - грубо сказал я. - Троих зарезали. Восемь тяжело ранили. Всего пятнадцать...

- Шутить изволите, - спокойно заметил снабженец. - Хотя в мое время на шахтах было тоже неспокойно... Так вот, ребята, - сказал он наконец деловым тоном. - Надо толкнуть. Иначе говоря, толкануть. По - комсомольски. Жаль, раньше не пришли!

И мы «толканули».

Когда - нибудь я расскажу подробно, как мы поехали в Никополь, к комсомольцам кирпичного завода, которые вскоре провели субботник и отгрузили комсомольской шахте кирпич, расскажу, как добились бетона на заводе, как мы пригласили первого секретаря обкома комсомола на стройку и имели с ним принципиальный разговор. Так с помощью коммунистов строительства выздоровел наш коллектив. Заминка прошла, на стройке зашевелились люди, снова заблестел на солнце жирный раствор в корытах, снова застучали топоры плотников, замелькали кельмы штукатуров.

И вот мы уже внимательно рассматриваем мемориальную доску, возвещающую о нашей большой победе. На пиджаке у каждого блестит значок строителя комсомольских шахт. Лица ребят возбуждены и торжественны, но где - то рядом с нами, а может, и в нас самих, словно тень, бродит призрак летнего поражения.

- Давай закурим, что ли, - говорит Анатолий Бессараб и вытаскивает пачку «Казбека». Мы уже курим разные папиросы, каждый покупает по своему вкусу: «общий котел» кончился, - но все охотно запускают пальцы в непочатую коробку. Мы дымим возле мемориальной доски, будто воскуриваем фимиам. Скоро торжественный обед в столовой, где услужливая Клава подаст нам на сей раз пять разных блюд.

- «Давай закурим да по одной, давай закурим, товарищ мой!» - напевает Гордиенко, которому наша «коммуна» приобрела баян. - Последний раз скинемся на пол - литра? А?

- Можно.

- А неохота расставаться, ребята, - говорит вдруг всегда молчаливый, застенчивый Орел и сразу краснеет. - Все же, как ни говори, хоть всякое было, а неплохо поработали.

- Еще бы!... За девять месяцев отгрохали шахту, которую обычно строят три - четыре года, - вставляю я. - Жаль только, не все из нас к этому дню дошли. Кое - кто сдезертировал.

- А помнишь, как тебя в дезертиры записали? - спрашивает Бессараб.

Все засмеялись. Мы отлично помнили, как секретарь обкома комсомола в ответ на мою запальчивую угрозу уехать всей бригадой в Алтайский край, если не будут устранены простои, спокойно сказал: «Вы выступаете здесь не как активный комсомолец, а как активный дезертир».

- Не все они дезертиры, между прочим, - басит могучий Пустовой, глубоко затягиваясь. - Хорошо нам, что мы додумались «коммуной» жить. А на триста рублем холостяк, да еще молодой, неопытный, далеко не уедет. Ребята недоедали, разве это секрет? Вот и уходили кто куда...