Обречен на победу

— Всем привет и хорошего аппетита! — И пошел к выходу.

Перышкин сунул деньги в карман и, пародируя походку Астахова, прошелся до двери.

— Клоун и дерьмо! — громко сказал кто-то. Перышкин даже головы не повернул, огладив карман, в котором лежали деньги, с надменной и брезгливой улыбкой подошел к Усольцеву и Гутлину.

— Видали? Чемпион! А вы, Сережа, человек! Есть? Есть! Нет так нет.

— Мужчина должен протягивать руку, а не палец, — назидательно сказал Усольцев.

— Вот! А ему унизить обязательно! Так бы и швырнул ему в лицо эти деньги!

Неожиданно Арнольд Гутлин выдвинулся из-за плеча Усольцева и сказал:

— А вы догоните и швырните! — Он покраснел, тряхнул головой, очки скользнули на кончик носа. И как у большинства стеснительных людей, вид у него был не воинственный, а смешной.

— И швырну, академик! — Перышкин двинулся к выходу. — Когда будут!

— Сергей! — Арнольд все еще пребывал во взвинченном состоянии. — Почему ты разрешаешь каждому... каждому, — он снял очки, глаза стали детскими, беспомощными, — проходимцу... — Махнул рукой, запал кончился.

— Арнольд, святая ты простота. — Усольцев обнял его за плечи. — Павел Астахов в нашей защите не нуждается. Он сам для себя и бог, и царь, и герой!

Гуров с Астаховым познакомились и шли между рядами пустых трибун. Когда они оказались рядом, то обнаружились некоторое сходство и определенные различия. Оба высокие и стройные, русоволосые, голубоглазые. Астахов в движениях свободнее, пластичнее. Гуров походил на строевого офицера в штатском, застегнутый пиджак и рубашка с галстуком лишь подчеркивали это. У Гурова черты тоньше, интеллигентнее, у Астахова проще, мужественнее.

Астахов бросил спортивную сумку под ноги, на правах хозяина жестом пригласил садиться, сам сел на зеленую, шершавую от облупившейся краски скамью и заложил ногу на ногу так, как нормальный человек не может. Было видно, что это не поза, человек сел, как ему удобно. Гуров тоже сел, спинок на скамейках стадиона не прибивают, откинуться нельзя, пришлось опереться ладонями о колено, в общем, неудобно было.

— Слышал, — сказал Астахов. — Все говорят. Я его знал, ссорился с ним. Человек он... — Павел поморщился. — Не любил покойника, вам лучше побеседовать с кем-нибудь другим.

Они сидели в пятом ряду, напротив сектора прыжков, где тренировались девушки. Они не обращали на Астахова и незнакомца внимания и делали это неловко до смешного. Лишь Вера Темина не скрывала своей заинтересованности и казалась естественнее подруг.

— Паша, ты за билет не платил, поднимись выше! — крикнул тренер.

— У меня проездной! — ответил Астахов.

Лицо у него засветилось, на щеке появилась никчемная ямочка, которая вернула Павлу его несерьезный возраст. А Гурову эта предательская ямочка дала возможность сравнить Астахова естественного и того скованного, что сидел рядом.

— Позавчера вечером в аэропорту между вами произошел инцидент. — Гуров взглянул вопросительно.

Ямочка на щеке Астахова пропала, профиль забронзовел. Несколько секунд спортсмен молча изучал сыщика, затем презрительно усмехнулся, не понимая, что поведением своим объявляет войну и в начинающемся поединке он обречен на поражение.