Не было сил усидеть подле зимовья, и Сергей, притворив дверь, побежал к реке. Он был почти уверен, что время его одиночества в Пожидаевом Зимовье истекло, хотя и не мог представить, как именно это произойдет. Просто обостренный инстинкт подсказывал ему, что если не сегодня, то завтра надо будет прощаться и с зимовьем, и с речкой Ануем, и с остроглавыми сопками, и он уже заранее печалился от необходимости этого расставания, почти наверное зная, что уже никогда не сможет побывать здесь.

Взбежав на небольшой взлобок, он еще явственнее почувствовал, как нарастает и крепнет ветер-тучемет, увидел, как давит он к воде вершины тальников вдоль убережья реки и гонит против течения небольшую, ершистую волну. Найдя небольшое заветрье, Сергей опустился на гладкий камень и задумчиво уставился на воду. В который раз он поразился тому, что на воду можно неотрывно смотреть часами и она не надоедает, не утомляет взгляд, не раздражает слух извечным своим шумом. Подолгу так смотреть можно разве еще на огонь, в котором тоже постоянно что-то меняется, исчезает и вновь появляется любопытному взгляду. Вода и огонь, думал Сергей, они на земле всегда. И трудно представить, кто все-таки впереди. А человек между ними. Где-то он читал, что нельзя дважды войти в одну воду. Но ведь и сжечь дважды нельзя. И дважды родиться — тоже...

В этот момент боковым зрением он уловил, как слева от него мелькнуло над водою что-то голубовато-зеленое, мгновенное, словно искра. Быстро повернувшись, он увидел, как из воды вылетела небольшая, коренастая птаха с коротким хвостом и тут же уселась на пружинистый плотный сучок, конец которого полоскался в воде. И он сразу же вспомнил берег Мензы, яркое, солнечное утро, Димку с удочкой, подходящего к нему вдоль берега. И даже подумалось Сергею, что вдруг это тот самый зимородок, увиденный ими в то памятное утро переправы лошадей через реку вброд. А птаха между тем стремительным броском вновь нырнула вниз и почти тотчас появилась на ветке, но уже с небольшой рыбкой в клюве. Ловко стукнув ее о сучок и оглушив, зимородок подбросил ее вверх и, выровняв головой вперед, быстро проглотил целиком. «Пинк, пинк, пинк», — однотонно прокричал он, словно бы сказал Сергею: мол, видел, какой я ловкий рыбак. Теперь Сергей разглядел его хорошо: на редкость красивое голубоватое оперение с зеленым отливом, ростом с воробья, но с несуразно длинным и массивным клювом, который, казалось, впору дятлу, а не такому отчаянному малышу. Как тут было не вспомнить про нос, выросший на семерых, а одному доставшийся.

Сергей неловко пошевелился на камне, и зимородок тут же сорвался с насиженной ветки, сверкнул голубоватой искоркой в стремительном полете над самой водой, строго придерживаясь изгибов реки. «Пинк, пинк, пинк», — как бы на прощание еще раз прокричал он.

Все ниже опускалось багровое солнце, и красные блики тревожно играли на перекате, холодно отражались лучи в небольших закраинах, лохматил кусты опальный ветер, иссушая пропитанную влагой землю.

Спать он лег, едва солнце коснулось вершин сопок. Ему не терпелось поскорее пережить эту ночь, чтобы уже завтра (он в этом был твердо уверен) так или иначе вырваться из неожиданного плена, в который угодил двенадцать дней назад. Кажется, Рекс проникся настроением хозяина и долго беспокойно ворочался в своем углу.

Дрема навалилась быстро, и Сергей уже начал переваливаться в обморочное ничто, которое мы привыкли звать сном, когда вдруг расслышал неясный шум и чьи-то голоса. В первый момент он не поверил себе, подумалось: мнится во сне. Но непонятный шум нарастал, надвигался на избушку, и Сергей живо схватился за лежавший под рукой топор, хорошо понимая, что дверь, забитая фанерой, не преграда. Угрожающе ощерился и зарычал Рекс, повернувшись в сторону, противоположную реке. Но вот вновь раздались голоса, теперь уже совсем близко, у самого зимовья, заржала лошадь, и громкий молодой голос задорно прозвучал с высоты:

— Эй, есть тут кто-нибудь?

Сердце у Сергея бешено заколотилось, он моментально выскочил из спальника и замер босиком у двери, все еще чего-то смутно опасаясь.

— Сережка, ехер-мохер! — неожиданно раздался знакомый голос. — Ты здесь, что ли?

И тут уже Сергей настежь распахнул дверь, вышагнул на улицу, на холодную, мокрую землю и увидел верхом на Серке проводника Подорожника, засиявшего навстречу синими глазами, и незнакомого поджарого парня в ковбойской шляпе с широкими полями, в хорошо подогнанном по росту энцефалитном костюме, с темно-коричневой кобурой на боку. Сильный, породистый конь под незнакомцем нетерпеливо гарцевал, оттискивая в сторону понурую Медичку, которую Подорожник держал в поводу.

— Живой?! — обрадованно вскричал Подорожник. — С голода не помер? Я же вам говорил, — повернулся он к незнакомцу, — парень что надо! Не пропадет... А это, — Подорожник вновь обратился к Сергею, — Павел Владимирович, инженер по технике безопасности отряда. Прилетел из Улан-Удэ специально из-за тебя…

— Из-за меня? — сильно удивился Сергей, совсем не подозревавший о том, что по правилам техники безопасности человек, оставшийся один в тайге даже с продуктами и оружием, — уже чрезвычайное происшествие.

— Именно из-за тебя, Тухачев, — с плохо скрытым неудовольствием ответил инженер. — Давай собирайся, нам сегодня еще до перевала надо поспеть.

— Это самое, ехер-мохер, покормить бы надо парня, поди, оголодал? — робко заметил Подорожник, вопросительно взглянув на Павла Владимировича.

— Хорошо... Только быстро. — И он ловко спрыгнул с коня, скрипнув кожей новенького кавалерийского седла.

Над костром разогрели банку тушенки. Подорожник достал из рюкзака буханку хлеба, две луковицы, кружок краковской колбасы, при виде которой у Сергея закружилась голова, и добрый кусок домашнего сала, посоленного с чесноком.

— Пока давай так, всухомятку, — сказал проводник, светясь удивительно свежей кожей лица, — а потом супчик сообразим.

Сергей, успевший за это время собрать все свои пожитки, из толстой веревки выгадывал для себя стремена, так как Медичку ему пригнали под вьючным седлом — на базе партии не оказалось третьего кавалерийского седла. Справив и это дело, донельзя возбужденный ароматным запахом разогревшейся говяжьей тушенки, он в нетерпении подсел к костру и с благодарностью принял от Подорожника краюху хлеба, крепко натертую чесноком.

— Давай лопай, — улыбнулся проводник. — У тебя зеркало-то есть?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.