— Дело, конечно, ваше, — сник Подорожник. — Да ведь душа-то, она и у вас должна быть, ни во что не верующего.
— Бросьте вы мне! — решительно поднялся Павел Владимирович. — Люди в космос летают, а вы все по старинке о душе печетесь. Надо будет повнимательнее посмотреть, дорогой Вениамин Александрович, чем вы дышите в настоящий момент?.. А то забрались в глухомань, упрятались, и все? Не-ет, шалишь, вы член коллектива и обязаны от него не отрываться...
А каменушка между тем, поднявшись на крыло, хрипло расхохоталась «хе-хе-хе-хе!» и скрылась за крутым поворотом.
И вновь потянулись бесконечные километры, все мучительнее дававшиеся Сергею. На привале он в клочья разодрал свою рубашку, обмотав лоскутами металлические крючки на вьючном седле и веревочные стремена. Наверное, все это имело бы смысл в самом начале пути, а теперь, когда ноги были уже натерты до крови, облегчения он не испытал. Все чаще сдерживал Сергей свою Медичку, переводя на шаг, с трудом удерживаясь в седле и мечтая только об одном — упасть в траву и никогда больше ни на что движущееся не садиться. Несколько раз он едва не закричал: «Хватит! Больше не могу!» Но последним усилием воли все-таки сдерживал себя, кусая от боли и унижения губы.
А инженер по технике безопасности весело скакал вперед, палил из пистолета по птахам, заставляя своего жеребчика прыгать через поваленные деревья и небольшие ключики, оглядывался, белозубо скалясь на спутников, и поторапливал их, показывая на клонящееся к закату солнце.
А к вечеру, как нарочно, стал появляться мокрец. Нет-нет да въезжали они в роящуюся темным облаком мошку, безжалостно и больно жалившую куда попало, но в основном в лицо и за ушами. Невозможно было уберечься от этой мельчайшей твари, которая проникала всюду, как пыль: забиралась под тугие резинки рукавов энцефалитки, под плотно затянутый капюшон и даже в сапоги под портянки. В одном месте они пересекли просеку телефонной связи, и Сергей обомлел, впервые увидев провода в палец толщиной, провисшие под тяжестью несметного скопища мокреца. Даже Павел Владимирович поувял под сокрушительным напором мошки, глубоко на уши натянув ковбойскую шляпу, отчего сразу же потерял весь свой лихой и жизнерадостный вид.
— Живьем заедает, ехер-мохер, — проворчал Подорожник, расчесывая уже успевшие вспухнуть уши. — И репудин их, сволочей, не берет.
К счастью, вскоре сорвался с вершины гольца свежий ветерок и в одну минуту разметал полчища кровожадных тварей, неизвестно для чего допущенных к жизни на земле.
Как они преодолели последние километры и въехали в Мензу, Сергей помнил смутно. Он лишь отдавал себе отчет в том, что уже поздний вечер, светит луна и люди идут в кино на последний сеанс. Знакомые сельские звуки, от которых он успел отвыкнуть в тайге, до слез разволновали его.
Кто-то встретил их в просторном дворе базы, помог Сергею сползти с седла. И тут выяснилось, что даже идти он не в силах. Димка и еще какой-то незнакомый парень в энцефалитке подхватили его под руки и почти понесли в дом. А во дворе гремел рассерженный голос деда Сенечки:
— Вы что же, в дышло царя мать, поменяться седлом с ним не могли? Угробили парнишку, олухи царя небесного...
— Н-но, — возник было Павел Владимирович, но дед Сенечка не дал ему договорить:
— Ты на меня не нокай, я тебе не лошадь... А я вот Хохлову в отряд позвоню и про твои фокусы все доложу ему, петух заморский...
— Он может, — уверенно сказал незнакомый парень, укладывая с Димкой разбитого Сергея на раскладушку. — Он ведь нашего начальника отряда еще техником по этим местам водил. Лет двадцать назад.
— Ну це, напутешествовался? — сверкнул зубами Димка. — А тебе тут телеграмма пришла... Зачитываю: «Срочно приезжай домой. Баба Маруся лежит в больнице. Дед». А я думал, — глубоко вздохнул друг, — мы с тобой на Байкал смотаемся... Ну ничего, ихтиозавр будет наш!
На стенке тихо бормотал репродуктор, ярко горела электрическая лампочка под потолком, с кружкой парного молока спешила к Сергею тетка Марфа, и не верилось ему, что все-все уже позади.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Полемические заметки с комсомольской конференции