О добром формализме и сомнительной доброте

– Так то совсем другое, – понуро ответил юный физик, – то незыблемо. Природа! А тут люди решают. Можно бы и...

Вот так шла наша дискуссия. Костя высказал, к сожалению, довольно распространенную точку зрения на юридические законы: от них в случаях «крайней необходимости» можно и отступиться, исключительными обстоятельствами оправдать их обход, целесообразностью заслонить законность. Причем, если речь идет об уголовных законах, тут оппоненты осторожнее – убивать и воровать, насиловать и грабить нельзя никогда, никакие обстоятельства этих деяний не оправдывают. А вот в гражданских правоотношениях, мол, так жестко поступать ни к чему. Что же касается производства, так тут, по мнению некоторых, иногда даже и командиров этого самого производства, без нарушения правовых норм вроде бы и вовсе не обойтись, никакое дело, мол, без пренебрежения обязательными правилами не сделаешь...

Так и мой юный друг Костя не мог, я это чувствовал, душой, сердцем принять как неукоснительный закон производства – в данном случае порядок, регламентирующий порядок поступления в институт. Ему – поскольку, конечно, это затрагивало его личные интересы – казалось вполне допустимым сделать отступление «для пользы дела». Еще раз подчеркну: Костя действительно знал физику, он поступил на следующий год в МВТУ и сразу проявил себя как способный молодой ученый. Поступил честно, не в обход норм. Но тогда он был искренне убежден, что формалисты-экзаменаторы пренебрегли «пользой дела».

Ох, уж эта «польза дела» в обход законности! Большие беды она может принести. А самое главное, трудно бывает убедить людей не только в обязательности соблюдения до последней запятой правовой нормы, но, если хотите, в выгодности этого для самого человека. Ложно понятая «польза дела» близка, осязаема, очевидна. Тогда как действие права не всегда ощущаешь сразу. И это сбивает с толку...

В народном суде слушалось дело по обвинению трех человек в нарушении правил техники безопасности. Уголовные дела такого рода обычно возникают, как говорят юристы, по последствиям. Иными словами, когда что-то случится. Ни один прокурор не возбудит уголовного дела только потому, что в бригаде строителей кто-то не надел каску, высотник не подстраховал себя, а грузчик нарушил пункт инструкции о выгрузке вагонов. Прокурор этих нарушений может и не знать. Но о них должны знать лица, в прямую обязанность которых входит строжайшим образом следить, чтобы ни одно правило, оберегающее жизнь и здоровье людей, не было нарушено. Для этого должностные лица обладают достаточной властью. Вот только всегда ли ею пользуются?

Итак, судебный процесс... Бригада грузчиков, которой руководил Иван Севастьянович Баруздин (назовем его так), разгружала на железнодорожной станции пульмановский вагон с рулонами бумаги. Делалось все очень просто. Открыли двери вагона, подогнали трап. Двое грузчиков сталкивали рулоны из вагона, а третий принимал их на земле. Один за другим тяжеленные рулоны скатывались по трапу.

И вот тут произошел трагический случай. Погиб человек.

Со стороны кажется, что это очень простое дело – разгрузить вагон бумаги. Однако существует подробнейшая инструкция, где детально и четко расписано, что и как делать: каким образом скатывать рулоны, если они находятся в положении «стоя» или «лежа», если погружены в два ряда, в три. Сказано в инструкции, что под готовящийся к скатыванию рулон предварительно должны быть подложены определенного размера клинья, что стоячий рулон необходимо захлестнуть петлей особым способом, что обязателен определенного стандарта трап для скатывания рулонов и т. д. – много обязательных и дотошных пунктов в погрузочно-разгрузочной инструкции. Рулоны тяжелы, потому такие строгости. В ходе судебного разбирательства было установлено: все правила техники безопасности во время погрузочно-разгрузочных работ бригада грузчиков при попустительстве инженера по технике безопасности нарушала. И трагический случай не заставил себя ждать. Не заклиненный по инструкции рулон в тонну весом неожиданно покатился из вагона, удержать его не смогли, грузчик внизу не успел вовремя отскочить – и погиб.

Первым допрашивали инженера по технике безопасности. Молодой человек, недавно окончивший институт, Александр Костомаров производил тягостное впечатление. Уж очень заискивающе и неумеренно каялся. Преданно глядя на судей, инженер отвечал торопливо, глотая слова, если говорил что-либо невпопад или противореча только что сказанному, тотчас с извинениями поправлялся. Он соглашался даже с обвинениями в том, в чем никак не мог быть виноватым.

– Подсудимый, вы все же давайте ответы по существу, – сказала судья, – ваше самобичевание ни к чему. Кстати, почему вы не взяли защитника?

– Я полностью доверяю нашему суду. И товарищу прокурору, – подсудимый слегка поклонился в сторону обвинения.

Судья чуть усмехнулась. А мне почему-то показалось: обвини сейчас молодого человека в грабеже и насилии – он и с этим согласится из одного желания быть приятным для судей.

Допрос продолжался. Подсудимый соглашался с тем, что безответственно относился к служебным обязанностям, мирился с нарушением правил техники безопасности и что он достоин самого сурового наказания.

– И все-таки, – прервал его прокурор, – неужели вы даже не пытались навести порядок? Ведь вас назначили на место человека, которого освободили как несправившегося?

– Вообще-то он ушел по собственному. – Инженер замялся и покраснел. – Не то, чтобы не справлялся... не сработался, как мне говорили, с коллективом.

– Ваш предшественник, – сказала судья, – будет допрошен в качестве свидетеля.

Во время перерыва в коридоре я видел человека, который горячо спорил с бригадиром, подсудимым на этом процессе Иваном Севастьяновичем, и с его товарищами, пришедшими в суд. Он что-то доказывал, кого-то ругал, все это делал безалаберно, глотая слова, напрягая голос почти до крика. Почему я сразу подумал о нем, когда был упомянут предшественник инженера, не знаю, но я угадал.

Между тем Александр Костомаров продолжал давать показания. Он всего три года как окончил институт, характеристики имел преотличные: в них через строчку были слова – «принципиальный», «требовательный», «знающий дело». На нынешней должности работает полгода – перешел сюда с повышением.

С его слов выходило, что он поначалу пытался действовать так, как его учили в институте и как он обязан был действовать в рамках служебных обязанностей. Первыми высказали недовольство грузчики, так как у них была аккордная работа. На требование делать все как положено один из грузчиков сказал ему: «Расписка наша о том, что с правилами ознакомлены, есть? Так чего тебе еще?» Молодой специалист смутился: в самом деле, они же люди опытные, знают, как лучше. В другой раз вызвали к начальству. Инженер запретил разгрузку вагона, ибо не было предусмотренных правилами приспособлений. Ему сказали, что, конечно, он прав в своих требованиях и они будут учтены. В дальнейшем. А знает ли молодой специалист, что такое простой вагонов? И знает ли, какие на этот счет коллектив взял обязательства? И правильно ли вставлять палки в колеса, коль скоро за технику безопасности отвечает не только он, Александр Костомаров, но весь руководящий состав? Напомнили туманно и о предшественнике, который не сработался...

– Вздорный был человек, можно сказать, склочник, – так ему сказал директор. – Шагал не в ногу. А если начистоту – злоупотреблял служебным положением. Все власть свою хотел показать. А о пользе дела, о выполнении плана не думал. Спроси любого – никто не пожалел, когда этот буквоед, формалист и бюрократ ушел по собственному, наоборот, все вздохнули с облегчением...