- Это почему? - спросил Франц, но секретарь, не отвечая на вопрос, заметил: «Что же, вы теперь работаете у коммунистов?», и когда Франц отрицательно покачал головой, он прибавил: «Ну да, я, понимаю, вы служащий муниципалитета и не хотите порывать с партией, но знаете, эта двойная игра довольно нечестна, лучше сразу возьмите и выступите».
Вечером Франц встретился с товарищем, который был с ним в Москве. Он спросил его, получил ли Франц уже от союза рабочего спорта извещение об исключении: «Разве ты не знаешь, что все футболисты, поехавшие в СССР, исключены? Да, верно, тебя не было на последнем собрании. Физкультурники против этого, по ничего не поделаешь, это постановление Люцернского спортивного интернационала».
В понедельник утром Франц опоздал на десять минут на службу: задержался трамвай. Когда он пришел на станцию, его позвали в канцелярию.
- Вы недобросовестно относитесь к службе, - набросился на него директор. - Вы своим отношением к работе подрываете дисциплину на станции. Мы не можем более держать вас.
Когда Франц выходил из канцелярии, он был красный, как вареный рак, и бормотал какие-то бессвязные слова.
Осенний ветер несколько освежил его. Он шел, ломал себе голову над случившимся и никак не мог понять одного: отчего придирались к нему, ведь работают же в цеху желтые, есть даже два фашиста, и их не трогают. Сам Зейц, городской голова, гарантировал им декретом свободу собраний. Странно, весьма странно, что именно к коммунистам такие строгости. Странно и подозрительно.
В комнате горел свет, Иоши Вайда лежал на постели и читал какую-то брошюру. Иоши Вайда был венгерским коммунистом - эмигрантом, и Франц обыкновенно остерегался что-либо рассказывать ему. Вайда был охоч до новостей, и особенно интересовался учреждениями, в котором хозяева - социал-демократы. И чуть что - садился и писал рабкоровскую заметку для коммунистической газеты.
Но теперь Франц был слишком взволнован и возмущен, чтобы заботиться о чести социал-демократии. Он тут же выпалил все Иоши. Иоши даже привстал от неожиданности.
- Что работу потерял, это, конечно, брат, в наши дни дело нелегкое, но зато... - он хлопнул себя по колену и рассмеялся, - ты, наконец, прозришь. Не хотел - верить, так почувствуешь. Почувствуешь и поймешь. Ну, мне пора. Где моя кепка?
- Скотина, - ответил Франц. - ТВОЯ кепка под столом. Куда прешь?
- Хочешь, пойдем со мной, - предложил Иоши. - Познакомлю тебя с ответственным товарищем. Слышал о нем? - Иоши назвал фамилию.
Франц действительно слышал об этом товарище, наделавшем социал-демократам не мало забот в семнадцатом году, когда, вернувшись из Циммервальда после свидания с Лениным, стал организовывать рабочих против войны. Франц знал, что он долго сидел в тюрьме в очень скверных условиях. «Вероятно, будет агитировать, упрекать меня, что я социал-демократ...» Франц всю дорогу доказывал Иоши, что в Австрии нельзя быть большевиком, что большевики раскололи рабочий класс, оттого и фашизм крепнет. Он повторял все доводы, которые вычитал в «Арбейтер Цейтунг», и готовился спорить с ответственным.
Ответственный сидел за отдельным столиком в маленьком кафе в Гернальзе и, казалось, поджидал их. У него было худое, длинное лицо, за очками глядели внимательные глаза. - Ну что? - обратился он к Иоши. Иоши развел руками: - Ничего.
- Не был?
- Нет. Вероятно, на границе схватили.
Лицо ответственного сразу омрачилось, словно покрылось серыми пятнами. Он бегло окинул глазами фигуру Франца и вопросительно взглянул на Иоши. Тот кивнул головой. Франц понял, что ответственный взглядом спросил, надежен ли Франц, можно ли при нем говорить, и что Иоши ответил утвердительно. И ему сразу стало хорошо и тепло на душе. Ему хотелось развеселить ответственного, который сидел удрученный, опершись рукой о щеку. Франц потер лоб рукой, подумал и вдруг выпалил.
- А я был в Москве с футболистами, только что вернулся. Ответственный улыбнулся. От улыбки его лицо посветлело, сделалось приветливым и ласковым.
- Ну что же, как вам понравилось?
- Очень - сказал Франц, и вдруг ему захотелось рассказать ответственному о том, как издевались над ним за последние дни. У него было чувство, что ответственный особенно хорошо поймет его: ведь и он подвергался преследованиям, да еще каким!
Услышав имя Бинека, ответственный усмехнулся. - Ну, этого я знаю, - сказал он, - всю жизнь помнить буду. Моих же товарищей на меня натравил.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.