Невелик городок

Валерий Евсеев| опубликовано в номере №1394, июнь 1985
  • В закладки
  • Вставить в блог

Меленки - «жизнь на виду»

Где бы ни жил человек, где бы ни трудился, кто бы его ни окружал — чувство ответственности за общее дело, за настоящее и будущее Отечества прежде всего должно определять весь склад его жизни, стремления и поступки. Вот о чем никак нельзя забывать, вот какой мерой надо оценивать свои дела. Как из малых рек и ручейков рождаются в слиянии великие реки, так из поступков и работы каждого из нас складывается день настоящий и грядущий.

Вот уже и штамп в рассказах о небольших городках сложился: дескать, не на каждой карте его найдешь, но... И дальше следует перечисление всех его достопримечательностей. Спору нет, каждый город — большой или малый, каждое село, каждая деревушка имеют свою историю, свои, присущие только им особенности, имеют свое лицо. И мне тоже не обойтись без упоминания об этом. Но начать хочется с другого — не с особенного, а с общего, с того, что, пожалуй, объединяет, что роднит тысячи таких городов-невеличек.

Начать хочется со встречи случайной и печальной. Но не потому, что грустная нота созвучна рассказу о маленьком городе, а потому, что восприятие ее, кажется мне, как ничто другое, помогает моментально высветить сам уклад его жизни.

...На показавшемся впереди перекрестке мы увидели вереницу людей. Ветер донес протяжные сигналы автомобилей. Будто гигантский орган выводил свою тревожную песню.

— Шофера хоронят, — ответил на вопросительный взгляд мой спутник: И назвал фамилию и имя умершего.

Мне доводилось слышать подобные автосалюты, когда прощались с водителями, чья жизнь трагически оборвалась за рулем. А этот умер в своей постели и, не в упрек покойному будет сказано, при жизни особо знаменит не был. Но за его гробом шло человек двести.

— Сколько ни принимали решений запретить по примеру больших городов траурные процессии, ничего не помогает. Бывает, весь город выходит проводить человека. — И в голосе моего спутника звучало не столько сожаление по поводу невыполняемых решений, сколько гордость за своих земляков.

«Провинция», — усмехнется иной столичный читатель. И не поколебать мне, наверное, его высокомерной ироничности ставшим притчей во языцех напоминанием о том, что в больших-то городах мы и соседей по лестничной клетке не всегда знаем.

Провинция... Живучее слово! В XVIII веке так назывались в России административно-территориальные единицы, входившие в состав губерний. В свою очередь, они делились на доли и дистрикты. О последних, пожалуй, не все и слышали. А вот понятия «провинция», «провинциал», «провинциализм» сохранились и живут. Что за ними?

Вчера, например, меня в метро назвали провинциалом только за то, что не очень проворно уступил место на эскалаторе бегущим вниз молодым людям. Не правда ли, без обращения к словарям ясно, что хотели сказать мне «столичные» юноши? «В нем все же много провинциального», или «брось ты эти провинциальные штучки» — это выражения из бытовой речи, вариации которой на ту же тему можно множить. А в критике «провинциализм» стал чуть ли не литературоведческим термином, употребляемым, скажем, когда речь идет о манерности стиля автора, пусть даже и коренного москвича. Однажды даже такое довелось слышать: «Вы знаете, в последний раз Ленинград показался мне несколько провинциальным». Тут уж комментарии, как говорится, излишни! И все-таки чаще в провинциализме обвиняют жителей небольших городов, поселков, сел...

Конечно, можно — и нужно! — сказать, что провинция — определение не территориальное, а душевное, что провинциализм проявляется не в галстуке, а в косности и лености мыслей, в дремучести идей, в мещанской склонности к бездумному подражательству и вычурности... Все так. И все же я был бы неискренен, начав доказывать, что понятие «провинция» полностью потеряло ныне свой географический смысл, что средства массовой коммуникации свели культурно-бытовой уровень жителей больших и малых городов к единому знаменателю.

Нет, провинция существует и сегодня. Причем, положа руку на сердце, те же Меленки — типичный ее пример, хотя добираться до них от Москвы всего-то несколько часов... Впрочем, стоп! Коль уж назвали впервые мы имя главного героя этих заметок, то прервем на время рассуждения и представим городок как положено.

Расположен он действительно недалеко от столицы, там, где сходятся границы трех российских областей — Владимирской, Рязанской и Горьковской. Места легендарные. «Из того ли то из города из Мурома, из того села да с Карачарова выезжал удаленький дородний добрый молодец». Когда это было! Но стоит до сих пор на берегу Оки Муром-город — всем известен. И село Карачарово, хоть и не существует уже — вошло давно в черту города, но тоже памятно. А вот среди тех же муромских лесов лежащие Меленки помоложе будут, в былинах «прописаться» не успели, потому и не прочитаешь о них в хрестоматиях. Да и в энциклопедиях всего несколько строк.

А тем не менее рассказать про свою историю городу есть что. По преданию, стоит он на русской земле с XV века. Сначала это было село — Ляхи называлось, затем Рогожино, затем Веретьево. Веретьево — это уже когда Муром уездным городом стал. В Муроме-то и шепнули богатые купцы наместнику Владимирской губернии князю Воронцову, что их, как бы мы сейчас сказали, веретьевские коллеги хотят оказать князю услужение. Не хотелось Воронцову в глухое село ехать, да и боялся он, что в обмен на «услужение» замучают его тамошние купцы жалобами, но жадность свое взяла.

А купцы веретьевские, видно, не промах были. Знали, чем князя взять. На подъезде к селу по обе стороны Муромского тракта запалили бочки со смолой, украшенными избами и развешанными фонарями встретили, ну и прием закатили соответствующий. Утром пришли в богато обставленную опочивальню, в ноги князю кинулись. «От всего миру с прошением», — говорят. А попросили одно, что князю без особых хлопот сделать легко было: «Поименовать село городом».

Вот так два с лишним века назад появился на свет новый русский город Меленки. Назвали его так потому, что сторона была мельничная. И на гербе городском в верхней части был изображен герб губернского Владимира, а в нижней — золотая ветряная мельница на фоне голубого неба.

Ну, а потом? Потом стали Меленки уездным центром. Но и тогда, скажем честно, не наделила их жизнь громкой славой. Хотя — и, может быть, это главное? — каждый шаг истории города был в ногу с историей всей страны.

И крестьянские бунты, и рабочие восстания — все видели Меленки. Об Октябре 17-го напоминают мемориальные доски на стенах домов: здесь находился первый военно-революционный комитет, здесь — первый Совет рабочих депутатов. И на скрижалях Победы в Великой Отечественной достойны быть упомянуты Меленки: полтора десятка Героев дал стране городок-невеличка.

Но как в годы первых, так и послевоенных пятилеток фронт индустриального наступления обошел один из самых удаленных райцентров Владимирской области, к тому же стоящий в стороне от железных дорог. «Главное занятие жителей — покупка, обработка и сбыт льна» — так определяло промышленный профиль Меленок историко-статистическое описание, сделанное в конце прошлого века. Не изменил своей основной профессии город и сегодня. Самое крупное его предприятие — льнокомбинат «Красный текстильщик», названный так в 1921 году, когда, видимо, помнили еще, что в прежние времена профессия ткача была чисто мужской. Сейчас же впору именовать комбинат «текстильщица» — здесь женское царство. Для мужчин главное место приложения сил — небольшой литейно-механический завод, бывший когда-то ремонтным цехом комбината. Есть еще в городе филиал завода зонтов, леспромхоз, промкомбинат, выпускающий кадки, веревки, горшки, заготовки для ложек, садовые домики...

В общем, до индустриального центра нашему герою далеко. Добавлю, что и стариной достопримечательной, подобной суздальской, не довелось в свое время обзавестись Меленкам, потому золотое туристское кольцо России проходит мимо. Так что в городской гостинице места всегда есть.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Гость в доме

Этика поведения

Черниговская диковина

Снова в Мену, как на дорогой сердцу праздник