Неустановленное лицо

— В кепке вообще может быть здесь ни при чем, — сказал я погодя. — Шел себе человек через двор.

— Запросто, — устало согласился Северин. — Только там практически тупик. Сеточка между домами натянута, чтоб не шастали разные в кепках. И на ту сторону можно попасть одним способом — через дом.

— Ну, хорошо, — уступил я. — А на той стороне что, свидетелей нет?

— Есть, — невесело усмехнулся Северин. — Две кошки и четыре голубя. На той стороне помойка и глухая задняя стенка прачечной самообслуживания. А потом сразу улица — широкая и людная.

— Погодите отчаиваться, — сказал Балакин. — Мои ребята сегодня вечером и завтра утром проработают весь район. Может, еще чего-нибудь выплывет.

— Звали его Обум Лазаревич... — проворчал Северин. — Ну, а у вас какие успехи?

Балакин рассказал про визит в квартиру Копцова и подытожил без особого оптимизма:

— Но пока, похоже, к нашему делу все это прямо не относится. У Дрыночкина алиби — он только сегодня слез с поезда, даже билет не выбросил. Мы проверим, разумеется, но думаю, не врет. В общем, с наскоку не получается. Давайте подробный план составлять?

Мы еще сидели над планом, когда около полуночи позвонил Саробьянов, дежурный по МУРу. В милицию обратились две женщины, сослуживицы некоей Ольги Васильевны Троепольской. Она не пришла сегодня на работу, соседи по телефону отвечают, что, кажется, не ночевала дома. По приметам похожа на убитую.

— А чего это они так всполошились из-за одного дня? — удивился я.

— Ага, я тоже спросия, — согласился Володька. — Они говорят, у этой Троепольской сегодня день рождения. У них сабантуйчик намечался. Не могла она просто так взять и не прийти, даже не позвонить.

Это уже выглядело серьезней. Я записал телефоны женщин: завтра надо свозить их в морг на опознание.

— Ну, кажется, стронулось, — сказал Балакин, а мы с Севериным одновременно постучали по столу.

Поздно ночью Стас довез меня до дома.

— Пойдешь с собакой гулять? — спросил он. — Тогда я тебя внизу подожду. Подышим вместе воздухом.

Днем с Антоном гуляют соседские близнецы — у их матери, вечно замотанной бытом Марины, я держу запасные ключи от квартиры. Но утреннее и особенно вечернее гулянье — мои, это святое. И для меня, и для Антона. .Выскочив из подъезда, он радостно облаял Северина и сразу исчез в темных кустах. Мы, гуляя, двинулись вдоль дома.

— А помнишь Кошкодамова? — спросил я.

— Чего это ты, на ночь глядя? — удивился Стас. — Или стыдно стало, как ты бездарно попался? Я три раза ходил — и ничего! А ты по первому пошел и...

— Не по первому, а по второму, — возразил я. — Я ж ходил до этого, ты что, забыл? И потом, в том-то и дело: на пятый раз они и решили засаду устроить.

В двух словах: Кошкодамов был сволочь и карьерист. Вечно выкрикивал на собраниях правильные слова, а поскольку остальные большей частью помалкивали, то его как раз и выбирали во всякие бюро, комиссии и комитеты. Однажды после первого курса на сельхозработах мы с ним оказались в одной комнате, и как-то вечером он с нами разоткровенничался. Ему, видите ли, удалось сделать жизненное наблюдение: оказывается, командовать лучше, чем подчиняться. Банальности своего открытия он не ощущал — его трясло от вида вершин, которые ему предстояло покорить.