Не заходя больше в Дом книги, Джим уселся за руль облезлого «Москвича» и подъехал к высотке на площади Восстания. Здесь его ждали. Из роскошной белой «семерки» вылез крупный вальяжный брюнет лет тридцати в светлом костюме. В руках у него была небольшая сумка. Они немного поговорили, после чего брюнет с сумкой скрылся в одном из подъездов. Из ближайшего автомата Стас позвонил в отдел Комковскому, и как раз к моему приходу уже было известно, что «семерка» принадлежит Овсову Альберту Николаевичу, санитару 4-й Градской больницы. Но самое главное Северин, как всегда, приберег напоследок.
Именно в этом доме и в этом подъезде проживает собиратель раритетов и любитель прижизненных изданий классиков Николай Иванович Потапенко.
— И какие будут предложения? — сумрачно поинтересовался Комаров после того, как я на скорую руку обрисовал ему ситуацию. Стас все еще ждал возле высотки, но к нему в помощь уже отправили оперативную машину с двумя сотрудниками.
Я замялся. Откровенно говоря, мы с Севериным не пришли на этот счет к общему мнению. Поэтому я ответил осторожно:
— С одной стороны, очень хочется задержать прямо сейчас. А с другой — есть соображения в пользу того, чтобы подождать...
Промямлив все это, я выжидательно взглянул на Комарова. Но номер не прошел: наш начальник иронически хмыкнул и беззвучно похлопал раза два в ладоши, изображая аплодисменты.
— Отличный пример инициативного, самостоятельно мыслящего оперуполномоченного. «С одной стороны, с другой стороны...» А решает пусть тот, у кого зарплата больше, так, что ли?
Я попытался хотя бы изобразить смущение.
— Так ведь правда непонятно, что делать, Константин Петрович. Первый вариант: брать немедленно, как только он выйдет, потому что если книги у него, то нельзя допустить, чтобы он их куда-нибудь дел, ищи потом ветра в поле. Даже если книг при себе у него нет, то для задержания уже достаточно факта спекуляции: у Троепольской в блокноте есть цены, по которым они покупали у Горбатенькой, в магазине есть квитанции с совершенно другими ценами, налицо скупка, умысел на перепродажу и нажива. Получим постановление на обыск... Короче, главное — ввязаться в бой, а там посмотрим. Это было предложение Северина.
— Но тут есть «но», — продолжал я. — Если Цаплин, или Овсов, или оба они вместе имеют отношение к убийству, то книжки из комнаты Троепольской за эти три дня могли оказаться где угодно, даже в другом городе. А если к тому же бабушка-старушка по старости лет начнет путаться, что и за сколько она продала, что вполне возможно, то мы вообще окажемся с носом...
— Давай второй вариант, — потребовал Комаров.
— Погодить. Поработать за ними, постараться получить более крепкие зацепки. — Я сам склонялся больше к этому мнению, но честно прибавил: — Здесь тоже есть свои минусы, прежде всего время. У нас на руках труп неизвестной женщины и черт знает куда пропавшая журналистка. И еще «вальтер». Если один из них ходит по городу с этой штукой...
Замолчав, я не без злорадного удовлетворения стал наблюдать за своим глубоко задумавшимся начальником.
— Вот что, — наконец прихлопнул ладонью по столу Комаров. — Свяжись с Севериным, скажи, пусть пока поводят по городу этих книголюбов, я сейчас распоряжусь, чтобы им подослали в помощь еще кого-нибудь. А сам езжай-ка к этому Потапенко, машину тебе дам. Вот если и там ничего, тогда посмотрим.
От Комарова я вышел, унося с собой твердый вывод: если решать самостоятельно надо уметь при любой зарплате, то откладывать решение, слава богу, прерогатива тех, у кого зарплата выше.
Впрочем, понадобилось всего каких-нибудь минут сорок, чтобы мой жизненный опыт пополнился еще одним любопытным рассуждением: большую зарплату, по крайней мере в МУРе, зря не платят. Я сидел за огромным обеденным столом красного дерева, прихлебывал великолепный липтонский чай из тончайшего мейсенского фарфора, слушал рассказы о великих книжниках прошлого и вертелся как на иголках. Меня интересовали книжники современные, и с Николаем Ивановичем Потапенко, очаровательным стариканом, бывшим летчиком-испытателем, мне совершенно не пришлось хитрить. Едва я заговорил о своем интересе к старым книгам, он словоохотливо вывалил мне все свои свежие, но уже наболевшие проблемы.
— Ух, эта молодежь! — весело кричал он, увесисто пристукивая по столу сухоньким, но крепким кулачком, так, что мейсенский фарфор угрожающе звякал. — Звери! И откуда берут-то? За последние два месяца весь мой обменный фонд распотрошил! Я уж думал: все, успокоился, так нет! Позавчера является ко мне, приносит: Пушкин прижизненный, «Евгений Онегин», Радищев, еще бог знает что! И ведь знает, подлец, на чем подловить старика! «Я у вас оставлю все это, Николай Иванович, посмотрите, дескать, в спокойной обстановке, подумайте!» Да какая тут может быть спокойная обстановка — я две ночи не сплю, все полки облазил: что им отдать, что продать?! А сегодня, представьте, является и все забирает: у меня, говорит, еще покупатель появился, думайте до вечера, а то уйдет в другой город. И ведь уйдет же!
Потапенко полушутливо-полувсерьез хватался за голову, а я, хоть у меня самого все внутри дрожало так, что даже чашку пришлось поставить, дабы не кокнуть ненароком, ужасно хотел его успокоить: не волнуйтесь, Николай Иванович, не уйдет. Но тут же мне пришло на ум, что, обоснуй я ему как следует мою уверенность, она, пожалуй, мало его утешит. Вот почему вместо этого я дождался паузы, извинился и попросил:
— Можно мне от вас позвонить? Меня товарищ на улице ждет, надо ему кое-что срочно передать.
Что было чистой правдой.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Конфликтная ситуация
На вопросы «Смены» отвечает Герой Социалистического Труда Владислав Сериков