– А время? Через пятнадцать минут придет машина с раствором.
– Так после работы. Тут делов на полчаса.
– Сегодня день зарплаты. После выдачи – собрание бригады.
– В воспитательных целях?
– Нет, в разговорных. Чтоб попрактиковались свои мысли излагать.
Когда кассир привычным движением подсунул ему ведомость и усталым голосом обронил: «Распишитесь, отмечено галочкой», – руки у Арсена дрожали. Может, еще не отошли после вибратора...
С тех пор, как в сопровождении конвоя Арсен переступил порог суда, это были первые деньги, которые он держал в руках.
Крутя баранку в своем южном крае, Арсен всегда зарабатывал прилично. И легко относился к деньгам, тратя их небрежно. Фатьма частенько упрекала его за это. Сейчас червонцы тонким упругим свертком лежали в боковом кармане, и, казалось, он чувствовал каждый из них...
– Товарищи! – привычно начал бригадир и запнулся. Кроме него, Валентина Праскова и двух ребят, приехавших на стройку четыре дня назад по комсомольским путевкам, в вагончике все были условно освобожденными. И Фоменко вспомнил, как кто-то, когда они появились, заметил:
– Для вас они «граждане». Обращение «товарищ» должны еще заслужить...
Но одновременно вспомнил бригадир и те два, уже почти законченных ростверка по оси «Л-1», и четыре готовых короба опалубки, и упорное орудование лопатой Арсена, и спор о системе блоков с Эльбрусом, и самозабвенное лицо Коли Ершова, не пошедшего сегодня на обед, сколачивающего злосчастные щиты, тысячи кубов бетона, который приняли, уложили, уплотнили за две недели эти люди, бок о бок работающие с ним. Пусть пока неумело, но уложили...
А их походы на обед? Кто-нибудь из начальства непременно перехватит его, бригадира, по дороге в столовую. Но когда бы он ни пришел в этот наспех построенный барак, его всегда ждет поднос с заботливо укрытой, чтобы сохранить тепло, тарелкой супа. А их возвращение со стройплощадки домой? Ежевечерние, поздние, когда, остыв от напряжения, они задремывают в тепле автобуса друг у друга на плече?
Две недели назад он сам еще был в полной растерянности и зло бросил начальнику участка: «Двадцать человек – еще не коллектив». Но ведь и бетон застывает не сразу, а ложится плотным монолитом, когда его провибрируют.
Произнеси он, бригадир, сейчас протокольное «граждане», к которому они, наверное, привыкли, и порушится чуть заметная, такая хрупкая связь. И будет он, бригадир, и звеньевой Валентин Прасков, и эти двое, еще ничего не понимающие комсомольцы – сами по себе, а остальные, спаянные общей бедой, уже станут жить по своим законам, своим порядком, приспособившись к обстоятельствам, внешне выполняя все его, бригадира, требования, но закрыв от него и других мир своих дум, забот наглухо. Вон какая тишина застыла сейчас в вагончике.
– Товарищи! – Фоменко произнес слово четко. – Две недели работы...
Бригадир говорил минут пять. Он перечислял огрехи и недоработки каждого. Помянул злосчастные щиты и частые перекуры. Отметил инициативу Эльбруса с блоками, упрекнул Арсена: недостаточно использует свой организаторский опыт. Фоменко не выбирал «душевных» выражений. И язык его был сух и официален, мелькали слова: «план», «объем», «кубы», «простои»... Но в них была и еще иная, высшая справедливость дела, причастность к которому ощутил каждый из двадцати.
– За две недели мы присмотрелись друг к другу. Думаю, пора избрать совет бригады. Какие будут предложения?
– А у вас, Михалыч?
– Что – у меня?
– У вас какие будут предложения? – Арсен тяжелым, немигающим взглядом, как в первое промерзшее утро в котловане, смотрел на Фоменко.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.