– А это что? – И, услышав ответ, загорался: – Берем!

В конце концов внимание Каблукова привлекла ваза – сероватая от пыли фаянсовая амфора в метр высотой, бог весть как попавшая в магазин учебных пособий, – стояла она на верхней полке, под самым потолком. Каблуков сам ее снял, провел пальцем по полированным бокам, выясняя первоначальный цвет, и сказал коротко и безапелляционно:

– Берем!

Напрасно продавец доказывал, что ваза не продается, и цены на нее нет, и что это инвентарная собственность магазина, и вообще, берите, что дают, а то ничего не получите. И еще обозвал Каблукова купцом первой гильдии. «Пятьсот вольт» его не слушал, он мечтал вслух:

– Мы нанесем на фаянс фотографическим способом изображение нашей школы. Я видел такие штуки. Искусство!.. Как это делается, где бы узнать? А?

Вазу мы все-таки получили, и я проклял все на свете, и фотографию, и искусство нанесения изображения на фаянс, такая она была тяжелая и скользкая, а в трамвае Каблуков ехать не разрешил: боялся, что в давке кокнут это фаянсовое чудо.

Даже сейчас, много лет спустя, я никак не могу взять в толк: чем он нас брал, этот Каблуков? Собственно, что такое «брал»? Привлекал, увлекал, пленял, очаровывал? Если он это и делал, то получалось все у него само собой. Он никогда не сюсюкал, не клал дружески руку на плечо, чтобы сказать «Ну, что ж ты, братец, натворил?» и пожурить отечески. Многие педагоги так поступали, но этому их учили в институтах, учили налаживать «контакт с учениками» и вести себя с ними естественно, как с равными, но не забывать при этом, что мы еще сырье, полуфабрикат, из которого можно изготовить разные разности. Каблуков если и был в этом смысле педагогом, то стихийным. Никто не знал, как он поступит в том или другом случае.

Никто, и сам «Пятьсот вольт» тоже.

И в «контакт» он входил со всеми сразу, ибо он вообще нас не различал, не знал ни по именам, ни кто из какого класса. И не выделял никого.

– Ты, – говорил он, тыча пальцем в кого-нибудь из нас, – разберешь вот эту штуку. Мы сняли ее с немецкого танка. Называется – дистанционное управление. Там сопротивления хорошие, пригодятся...

И тут же бросался помогать другому наладить паяльник, или вставить кассету, или еще что.

Наши научные исследования на первых порах носили чисто теоретический характер. Правда, фотографы уже получили первые негативы и печатали на дефицитной бумаге бледные фотографии – в основном портреты коллег и оказавшейся фотогеничной поварихи тети Дуси. Радисты создали усилитель, и стены школы сотрясались от «Рио-Риты» – пластинка была единственной, немногочисленные электрики научились вместо пробок вставлять перья, и если вечером внезапно гас свет, они истошно орали:

– Перо не контачит!

И на правах специалистов исчезали из класса, после чего лампочка начинала мигать, как морской маяк.

Мы любили нашего «Пятьсот вольт – хана» преданной любовью, его лабораторию, провода и лампочки, паяльники, напильники, воздух с приятным ароматом канифоли, его грубый, командирский голос. Мы готовы были идти за ним в огонь и воду и защищать всеми доступными и недоступными нам средствами.

Учителя наши относились к Каблукову по-разному. Одни с недовернем, другие, может быть, с ревностью, но почти все с нескрываемым любопытством. Не знаю, что они говорили о нем в учительской, но, когда заходила речь о Каблукове при нас, большинство выражалось туманно и неопределенно.

Определенным был только Тимофей Викторович.

Он преподавал физику.

Нашему физику было лет сорок. На уроки он приходил всегда в одном и том же отутюженном светло-коричневом костюме, белой рубахе и галстуке, и нам, привыкшим видеть своих преподавателей в гимнастерках, кителях, плохо сшитых пиджаках из серого немецкого сукна, костюм Тимофея Викторовича казался верхом элегантности, а сам Тимофей Викторович – человеком из той мало запомнившейся довоенной жизни, в которой мы так и не сумели разобраться, осмотреться, как она и кончилась.

И говорил наш физик высокопарно:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.