— Значит, конкретное лицо будет юридическим собственником средств производства... Но ведь это же реставрация капитализма!
— А что, тот, кто пользуется государственной квартирой, — капиталист? Государство остается собственником жилья и передает владельцу лишь права собственности. А хозяин пользуется квартирой, он бережен к ней, он за ней ухаживает... Если угодно, передачу права собственности можно назвать передачей во владение. Вспомним, что писал В. И. Ленин, имея в виду земельные отношения после победы революции: «Помещичьи земли должны быть тотчас конфискованы, т. е. собственность на них отменена тотчас и притом без выкупа.
А как быть с владением этими землями? Кто должен фазу завладеть ими, засеять их? Местные крестьяне, и притом организованно, т. е. по решению большинства. Вот совет нашей партии. Владение помещичьими землями отдать сразу местным крестьянам, собственность оставить у народа».
Идея передачи права собственности конкретным работникам кажется кое-кому чуть ли не «антисоциалистической». Но это, по сути, записано в Законе СССР о социалистическом предприятии. Там говорится: трудовой коллектив использует как хозяин вверенные ему средства производства.
— Значит, достаточно, по-вашему, передать права собственности конкретным работникам — и экономические проблемы решены?
— Нет. Второй составляющей модели является отказ от нормирования труда.
— Чем же вам нормирование не по душе?
— Берусь утверждать, что нормирование труда — это не только «пережиток капитализма», но и «пережиток рабства». При постройке пирамид Египта или дорог Древнего Рима рабу давали всевозрастающую норму труда. Если он не справлялся с ней, его били. Чтобы выжить, рабу необходимо было постоянно скрывать свои истинные физические возможности. Наконец, резерв возможностей достиг такой величины, что рабский труд перестал быть выгодным.
Феодализм частично снял проблему. Теперь вассал экономил силы только на барском поле. Правда, и на своем участке он не особенно старался: лишний продукт барин мог отобрать.
Капитализм сначала дал рабочему иллюзию, что тот получает за труд сполна. Поэтому рабочий не резервировал свои возможности. Но шло время. Капиталисты богатели, а рабочие умирали от изнурительного труда. Пролетарии поняли, что их просто-напросто обманывают. Снова появилась потребность скрывать свои трудовые возможности. Чтобы заставить рабочего выполнять все увеличивающуюся норму, капиталисту понадобилась огромная армия безработных, постоянно растущие цены на предметы первой необходимости...
После социалистической революции противоречие между трудом и капиталом было устранено. Рабочий понял, что если он работает не на капиталиста, а на самого себя, резервировать возможности не нужно. И производительность труда резко возросла. В течение первой пятилетки она увеличилась на 41 процент, второй пятилетки — на 90 процентов. Война, восстановление разрушенного хозяйства... До скрытия ли способностей было, когда существовала постоянная опасность уничтожения социализма, порабощения страны!
Но к 70-м годам темпы роста производительности труда упали, стали ниже, чем, в годы первых пятилеток, в три-четыре раза. Рабочие начали резервировать возможности. Почему?
Рабочий опасается: «Если сегодня я покажу все, на что способен, то завтра результат, на который я истратил все без остатка силы, станет нормой. И мне всегда надо будет работать с максимальным напряжением. А ведь с годами я не стану сильнее — значит, наступит момент, когда с нормой невозможно будет справиться».
Ситуацию усугубляет и система оплаты. Вот норма: изготовить, скажем, тысячу деталей в месяц. За это рабочий получит, условно говоря, сто рублей. Если он произведет 1001 деталь, ему заплатят не 100 рублей и 10 копеек — что было бы логично! — а 140 рублей — премию за перевыполнение нормы. Значит, стоимость 1001-й детали для рабочего уже не 10 копеек, а 40 рублей! И потому тоже он заинтересован в минимальной норме.
Подобная психологическая установка: «Чём больше скрываю резервов, тем лучше живу» — действует и в отношении трудовых коллективов.
Мы проводили исследования на одном из московских заводов. Пущенный в 1969 году, он мог бы выйти на проектную мощность в 1973-м. Однако — жесткое планирование от достигнутого! — планы каждый год повышались понемножечку... В течение пятнадцати лет коллектив работал не в полную силу. Получали премии, благодарности, знамена... Каждый заводчанин убеждался: «Чем больше возможностей утаю, тем мне выгоднее». И вот, наконец, в 1983 году завод достиг проектной мощности. А на следующий год ему, как обычно, добавили к плану еще два процента. Но выше головы не прыгнешь! Завод «рухнул». Сняли директора, инженерно-технические работники лишились премий, резко возросла текучесть кадров...
Психология «утаивания резервов» (и соответствующая стратегия поведения) характерна и для рабочего, и для начальника цеха, и для директора, и, смею думать, для министра. Скрываешь истинные возможности — охраняешь жизнестойкость организма.
— Не верю, что никто у нас не работает в полную силу...
— Мы очень разные. Люди заметно отличаются друг от друга по физической силе, выносливости, координации движений, быстроте реакции и так далее. У нас очень различные эмоционально-волевая устойчивость, память, внимание... Если трудовые возможности одного равны единице, то у других они равны трем, пяти, даже пятнадцати. Ничего удивительного: есть «музыканты», выстукивающие одним пальцем «Чижик-пыжик», а есть Святослав Рихтер... А норма всем устанавливается одна. И если все справляются с нею, значит, она ориентирована на самых слабых рабочих. Они работают по возможностям. Большинство же свои резервы скрывает.
На одном из подмосковных предприятий мне встретился токарь, который мог за смену выполнить двадцать дневных заданий...
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.