В ПЕРВЫЙ же мой приход на завод приземистый, но статный секретарь ячейки комсомола, Житухин, поволок меня в свою библиотеку.

- Пойдемте! Пойдемте, я вам покажу нашу настоящую активистку!

Он торопил меня очень рьяно, отчаянно.

- Мы и то дивимся над ней всем заводом! - не удержавшись, восклицает он на - ходу. - Прямо герой нашего культурного и хозяйственного строительства.

Мы шли быстро, чтобы застать ее до начала кружка. Вечерний сумрак уже опускался на заводский двор быстро, но равномерно, как мельчайшие струи из сетчатой воронки душа.

Захлебываясь, рассказывал Житухин о комсомолке всю дорогу.

- Неутомимая, незаменимая! Редкий организатор, смелый борец. Можно сказать, огненная душа всего завода! Где Настя - там всегда тепло и жива...

Когда мы вошли в библиотеку, Житухин рванул мою руку и сам вложил ее в ручищу круглоглазой девушки в синем халате и таком же платке.

Мы поздоровались, как давнишние знакомые. Девушка крепко сжала мою руку, так что она заныла, словно прихлопнутая дверью, и я тайком потряс ее у себя в кармане.

Это и была Настя Бодрова.

Она только что пришла от своего револьверного станка, принеся с собой клубившееся облако цеховых запахов, с запудренным металлической пыльцой лицом. Посмотрев во все глаза на висевшее объявление и внутренне улыбнувшись чему - то, Настя пошла и умылась в углу коридора. Потом сняла свой халат и, накинув длинное бобриковое пальто, пригласила меня пройти с ней в столовую, оставив Житухина с группой пристававших к нему ребят.

За столиком, под горластой трубой громкоговорителя, Настя открывала передо мной страницу за страницей из горячей и родной ей жизни завода. Все, что я услышал от нее в тот вечер, показалось мне совершенно новым и неожиданным. Когда она говорила про режим экономии, то упоминала о бросовом железе, никудышных опилках, переработанном смазочном масле и об экономном расходовании станками силовой энергии. И случайные цеховые непорядки, и неизбежные при этом конфликты рабочих с цеховой администрацией она как - то проникновенно рассматривала насквозь.

Но мне нестерпимо хотелось знать, как живет она, такая каменно - стойкая и неутомимо - деятельная, дома, кто у нее родные или знакомые, какие ее личные запросы и интересы. Свести же разговор лично на нее не удавалось: он застревал в самом начале. С первого же слова о себе Настя переходила опять на ячейку, на мельчайшие ее события и факты, забывая отвечать мне даже на настойчивые мои вопросы.

- Живу, что мне не жить - то! В ячейке, сам знаешь, сколько дедов. Та приходит с вопросом - отвечай, эта справедливо требует того - то - добывай, пятая идет за помощью и советом - устраивай. Да и текущей организационной работы не мало: кружки, собеседования, учеба. Собрания уж не считаю. Вот тебе и все дни, вечера и ночи. Право, как - то вся жизнь у станка да в ячейке. Работницы ко мне относятся хорошо и даже жалеют. Ребята тоже свойские: ни хамства какого, ни зла к себе не видывала. Все почему - то считают меня самой авторитетной в ячейке, в цехах, перед администрацией, - скромно закончила она.

Долго и настойчиво мне пришлось упрашивать Настю, чтобы она позволила мне проводить ее до своего дома. Мне казалось странным ее упорное, даже тревожное молчание о себе. Но я настаивал, думая, что она молчит здесь на заводе из какого - либо стеснения и может быть разговориться охотнее по дороге.

- Чего еще провожать! Я и сама дойду, не слепая. Приходи завтра на завод - опять до сыта наговоримся.

Я не сдавался и не отставал от нее ни на шаг.

Она сходила в ячейку, забрала какие - то бумаги. Постояла с работницами - кого - то разругала. Покричала заводского сторожа - что - то заказала ему выполнить. И все ж я неотступно тащился за ней по пятам.

И только, когда мы вышли на улицу и ее подкованные каблуки громко затопали по тротуару, она, внутренне махнув на меня рукой, больше уж не гнала от себя.

Мы шли очень шагисто, не один раз на - ходу наталкивались на прохожих, но увы - разговор наш был все тем же: о заводе. И это все, о чем мы говорили дорогой. Она простилась со мной, не дойдя до своего дома за целый квартал, и я даже не знал ни ее улицы, ни просто ее дома, в котором она живет. Я заметил лишь, что Настя не доверяла мне своего адреса. «В чем здесь дело? - думал я. - Или она боится моей мужской назойливости, или скрывает от меня свою личную жизнь. Тревожиться за первое у нее нет никакого повода: мое поведение исключало все подозрения».

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.