Молодость Менделеева

Институтский врач направил министру народного просвещения ходатайство о переводе Менделеева в Киевский университет – по состоянию здоровья. Но в будущем великом ученом уже зарождались упорство и несгибаемая воля; и он встает с постели и с разрешения удивленного врача идет на очередной экзамен, чтобы блестяще сдать его, вызвав тем самым восхищение сокурсников и преподавателей.

Несколькими годами позже Менделеев попадет в Симферополе к знаменитому хирургу Н. Пирогову, который вернет его к жизни, не обнаружив у него чахотки. «Вы нас обоих переживете», – скажет Н. Пирогов, имея в виду себя и доктора, направившего к нему Менделеева. «Вот это был врач! – восторгался потом Менделеев. – Насквозь человека видел и сразу мою натуру понял».

Развивающийся талант не остался незамеченным. И Менделеев начинает ощущать дружескую помощь товарищей и профессоров.

«К Д. И. хорошо относились все его товарищи и знакомые... Это потому, что он не любил злословить, каждому готов был оказать услугу или исполнить просьбу, с которой к нему обращались. А каких только просьб он не исполнял и важных и неважных. Готовность помочь была отличительной чертой его во всю его жизнь» (М. Н. Младенцев, помощник Менделеева, 1872 – 1941).

После выпускных экзаменов академик Ю. Ф. Фрицше писал директору института И. И. Давыдову: «Присутствовав при экзамене... я с удовольствием слушал объяснение вопросам химии студента Менделеева. Убедившись, что этот молодой человек вполне владеет знанием химии и очень хорошо знаком даже с новейшим направлением этой науки, я долгом считаю сообщить вам об этом свое личное мнение и покорнейше просить ваше право содействовать с вашей стороны тому, чтобы г-ну Менделееву при определении на службу была предоставлена возможность далее усовершенствоваться в химии».

Студенческие работы Менделеева поражают разнообразием выбранных тем – от «Описания грызунов С-Петербургской губернии» до «Химического анализа финляндского минерала ортита» и «Школьного образования в Китае». Эта завидная юношеская всеядность впоследствии позволила ему стать широко разносторонним ученым.

«Из всех признаков, отличающих гениальность, – писал его ученик, известный химик профессор Л. А. Чугаев (1873 – 1922), – два, кажется, являются наиболее показательными: это, во-первых, способность охватывать и объединять широкие области знания и, во-вторых, способность к резким скачкам мысли, к неожиданному сближению фактов и понятий, которые для обыкновенного смертного кажутся далеко стоящими друг от друга и ничем не связанными...» Благодаря этим способностям из Менделеева и получился «гениальный химик, первоклассный физик, плодотворный исследователь в области гидродинамики, метеорологии, геологии, в различных отделах химической технологии (взрывчатые вещества, нефть, учение о топливе и др.) и других сопредельных с химией и физикой дисциплинах, глубокий знаток химической промышленности вообще, особенно русской, оригинальный мыслитель в области учения о народном хозяйстве, государственный ум, которому, к сожалению, не суждено было стать государственным человеком, но который видел и понимал задачи и будущность России лучше представителей нашей официальной власти».

Эпоха, которая досталась Менделееву для работы, была на редкость тяжелой эпохой. Вот что он сам, двадцатисемилетний, писал в дневнике об обстановке 1861 года: «...правительство развязало руки: стрелять по всем, бить, колоть, лишь только соберется скопище. Их не спросят, что они хотят, их не будут слушать... Только велят ударить 3 раза в барабан, разойтись, и потом по воле начальника военной силы какое хотят оружие то и употребят, ответственности никакой. Ужасные дела... Печаль, тоска, омерзение».

Несмотря ни на что, двадцатидвухлетний Менделеев сумел за полгода сдать экзамены на степень магистра химии и защитить две диссертации – магистерскую и на право читать лекции в Петербургском университете.

«В 1857/58 г. преподавал органическую химию; дали четыреста рублей, а то жил уроками, работал у Никитенко для Журнала министерства народного просвещения. Давал уроки П. П. Демидову. Обедал у Воскресенского». (Из записок Менделеева.) Профессор химии А. А. Воскресенский был настоящим ученым и педагогом. Кроме этого, он был добрым человеком. В свое время знаменитый немецкий химик Либих назвал Воскресенского самым талантливым своим сотрудником и предложил остаться в Гиссене (после года работы в лаборатории Либиха). Но золотые горы не соблазнили русского ученого, он вернулся в Россию, которая остро нуждалась в таких людях, как Воскресенский.

Александр Абрамович помогал Менделееву, чем мог. Ему был обязан Менделеев многим: и работа, и должности, и заграничная командировка, и профессорское звание, и университетская квартира – во всем этом принимал участие Воскресенский.

Вскоре Менделеев был отправлен за границу «для усовершенствования в науках». «Менделеев... несмотря на молодые годы... был уже готовым химиком, а мы были учениками» – это слова Ивана Сеченова, с которым Дмитрий Иванович познакомился в Гейдельберге.

«Он поехал через Варшаву на лошадях, в почтовой карете. При этом занимал наружное место рядом с кучером. Оно было дешевле внутренних... и хотя сидеть было тесно, зато можно было вытянуть ноги во всю длину; впрочем, путешествие было так «удобно», что 4 месяца спустя у Д. И. еще болели бока» (М. Н. Младенцев).

Менделеев принялся за изучение капиллярности. До него стали доходить слухи, что в Петербурге к его работе относятся как к делу несерьезному. «Знаю, что меня многие упрекнут в бесплодном собирании фактов, потому что сразу высказать цель совокупности своих работ я не решусь, чтобы не упрекнули опять в многомыслии без фактов, но и на это еще можно пуститься. Для меня важно, чтобы было несколько людей, мнением которых я дорожу, понимающих мою цель, чтобы они не упрекнули меня так...» – писал Менделеев известному химику Л. Н. Шишкову.

Кроме непонимания окружающих, были и другие проблемы. «Цель моя теперь определилась ясно, беда в средствах. Опять нужны многие приборы, опять нужно кучу времени, а то и другое уходит на курьерских... от меня...» «В денежных средствах Дмитрий Иванович, как мне казалось, всегда был стеснен», – вспоминал его институтский товарищ М. Папков.

«В Гейдельберге Д. И. начал работать в лаборатории знаменитого химика Роберта Бунзена. Однако условия работы у Бунзена не удовлетворили Д. И. Вскоре он его покинул и создал свою собственную лабораторию, подчеркнув этим лишний раз свою самостоятельность и независимость уже на первых шагах научной деятельности» (М. Н. Младенцев).

Менделеев работал в своей лаборатории подолгу, до изнеможения, рассчитывая каждый час на несколько дней вперед.

«Простите, ради бога, милые мои, что не часто пишу к вам, что не кончаю начатых писем, но, право, здесь дорожишь каждой минутой». (Из письма Менделеева родным, 24 сен. 1860 г.)

Л. Ф. де Роберти, часто встречавшийся с Менделеевым в Гейдельберге, опубликовал в журнале «Русский вестник» за 1861 год небольшую повесть «Турин», в которой под именем Давыда Андреевича изображен Менделеев:

«...В дверях показался человек лет двадцати восьми... с круглым, довольно полным лицом и с большими, с первого взгляда светло и необыкновенно радушно озирающими каждого глазами... Натура серьезная и цельная, он не бросается ни на что с первого взгляда и во всем ищет ясного и точного понятия. Ему придут, например, говорить о нападках на теорию, которой он держится в своей науке, и о слабостях возражений; он выслушает внимательно, расспросит, задумается немного и потом поскорее уйдет к себе работать...