Молодой олень

— Да, идти надо,— уже в пятый раз вставлял я одно и то же и шел первым, прислушиваясь к шорохам и до боли в руке сжимая холодный ствол карабина.

Звезды, луна, серебряные полосы на небе — все приходило в движение и летело в просветах ветвей. И только когда Чагылган обгонял меня, я понимал, как тяжело идти первым.

К перевалу Беркунд мы подошли на рассвете. За ним верст на пятьдесят в обе стороны тянулось ущелье Горных Духов...

Чагылган остановился.

— У-у, однако думать надо...

Я вдруг увидел, что у него дрожат косички.

Остановился и Никита, не по-мансийски рослый, смуглый красавец, и посмотрел на перевал. Там, наверху, как стадо мокрых баранов, столпились сырые тучи.

У манси есть древний обычай: не спрашивать и не торопиться узнавать то, что не сказано еще. Например, неразумно спрашивать: «Что случилось?», «Вы что-то хотели сказать?» Надо непременно ждать, пока человек выскажется.

И сейчас, невольно следуя этому обычаю, я глядел на Чагылгана и не решался спросить, что случилось. Молчал и Чагылган.

По тайге расплылся мокрый слюдяной рассвет, смахнув с неба звезды. Исчезли ночные шорохи, шагнули назад огромные, с водянистыми подтеками валуны. Узкая извилистая тропка как бы раздвинулась, и стали видны следы какого-то зверя, бегущие вперед. Зверь прошел совсем недавно: вода во вмятинах еще пузырилась.

Горы не просыпались; в расщелину между двумя скалами опускался туман, теряя на гранитных выступах густые молочные клочья. На склонах слабо обозначились мокрые лиственницы; под ними, из трещины, как змеи, повыползали черные корни. Странно, дальние силуэты гор вырисовывались лишь тогда, когда глядишь намного выше, чем надо глядеть; если смотреть прямо на горы, они таяли и исчезали, и казалось, будто их вовсе нет.

Чагылган вдруг до боли сжал мой локоть.

— Ой, худо, нацалнык, худо! Идти не надо, думать надо!..— прохрипел он мне на ухо и, как юркий, осторожный зверь, побежал вперед по кабаньей тропе.

— О чем думать? — не понял я.

— Худо, ой, худо...— Он остановился, болезненно сморщил лицо, отыскивая нужное русское слово, и показал рукой на скалу.

Только теперь я заметил на гранитном выступе рослую, широкогрудую рысь. Она, верно, была еще не знакома с человеком и смотрела на нас больше с любопытством, чем с испугом.

«Дурная примета»,— догадался я. Как бы в подтверждение моих мыслей Чагылган изрек:

— Рысь сошла с дерева — быть большой беде.

— Говорите толком: что случилось? — рассердился я.

— У-у!..— загудел Чагылган и сделал страшное лицо.— Скоро-скоро на Беркунд слетятся Злые Духи. Они шибко гневаться будут. Камень будет падать, кедр ломать. Смерть ждет того, кто пойдет на Беркунд в это время.