- Ну, поехали!

Теперь, после полета Гагарине, эта фраза стала крылатой. И Ж Девятнадцать лет назад ее очень буднично произнес начальник летной части Даниил Степанович Зосим. Он и его заместитель Алексей Николаевич Гринчик и есть «консилиум», ко второму поручено проверить, «способен ли тов. Анохин С. Н. после операции (удаление левого глаза) пилотировать самолет?».

Мы в кабине обычного «ЛИ-2». Задание, поставленное передо мной, самое простое: взлет, полет по кругу, посадка. И Зосим и Гринчик, как ни пытаются скрыть свои чувства, но, я вижу, страшно волнуются. И потому, что они мои друзья, скидок ждать нечего: дело слишком серьезное.

— Ну, поехали.

Объяснить, почему я совершенно спокоен, наверное, невозможно. Может, все дело в уверенности. Но состояние такое, будто ни на день не оставлял работы, будто не было ни катастрофы, ни операции.

Машина начинает разбег. Ее «шаг» все быстрее и шире. Чуть качнулись крылья — мы в воздухе. Плавно набираю высоту. По всем правилам пилотажной «науки» делаю развороты. Первый. Второй. Третий. Четвертый. Захожу на посадку. Вот самый ответственный момент: надо «поймать» землю. Нацеливаюсь на «Т». Не испытываю никаких трудностей. Мягко сажаю самолет у самого знака. Не столько слышу, сколько чувствую, как облегченно вздыхает «консилиум». Оборачиваюсь. У «консилиума» явно посветлели лица: теперь и они верят, что летать я могу.

— Еще взлет и такая же посадка,— говорит Зосим.

Я повторяю упражнение. Я готов взлетать и садиться целый день, целую ночь и потом еще и еще. Я могу летать! Я останусь в строю штурмующих небо!

Пишу сейчас об этом, и невольно возникает ассоциация. Однажды, приехав в гости к другу, я встретил на лестнице Владимира Сергеевича Ильюшина. Это было через несколько месяцев после того, как в автомашину Ильюшина врезался автомобиль, за рулем которого находился пьяный хулиган. В исключительно тяжелом состоянии Володю привезли в больницу. Кости ноги были раздроблены так, что напоминали макаронные «рожки». Многомесячный гипс. Потом костыли. Дилемма: если опираться на ногу — плохо сросшиеся косточки могут разойтись, если не давать нагрузку — необратимый процесс атрофации мышц. Правда, с такими мышцами можно жить, но нельзя летать.

«Думайте,— сказали Володе врачи.— Картина вам ясна самому, а гарантировать ничего не можем».

Вот уже который час я сижу у приятеля и через каждые десять минут слышу стук на лестнице. «Это ходит Ильюшин,— объясняют мне.— Вверх-вниз, вверх-вниз... «Разрабатывает» ногу. И так ежедневно часов по пять».

Выхожу на площадку. Вверх поднимается Володя. «Тук-тук»,— стучат костыли. Лот струится по лицу. Лицо раскраснелось. Дышит тяжело.

— Отдохни,— говорю я.

—' Через полчаса,— отвечает. И вновь по лестнице стучат костыли.

Прошел еще год. Весь мир услышал о Владимире Ильюшине. Герой Советского Союза установил новый мировой авиационный рекорд...

Мне еще раз хочется вернуться к практике испытания планеров. В части, где я служил во время войны, порой приходилось проверять аэродинамические качества летательных аппаратов.

Однажды меня познакомили с материалами полета летчика-испытателя Адама Добахова. При скольжении на правое крыло транспортный планер неожиданно перевернуло на левую плоскость. Начался штопор.

Это было для нас подобно взорвавшейся бомбе, потому что планер успешно использовался в авиационных частях и ни о каком штопоре никто

никогда не слышал. Значит, полет Добахова требовал самой тщательной проверки. Ведь на транспортной машине перевозили людей.

Испытания было поручено провести мне. Ведущим инженером назначили инженер-майора Авдеева, отличного знатока своего дела.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.