Чтобы ответить на этот вопрос, я бы из всего словаря русского выбрал бы одно слово: ПРЕКРАСНОЕ. Именно так: не красота, а прекрасное! Как сказочный лринц, задыхался он среди уродств. Ему все казалось немилым, пока не вставало чудесным видением его Лебединое озеро: этот еле уловимый шорох, эта странная для иного уха, еле слышная русская музыка слов, солнца, листьев, дождя:

«Я сидел в березовой роще осенью, около половины сентября. С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сиянием; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз. Я сидел и глядел кругом, и слушал. Листья чуть

шумели над моей головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года. То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня. Слабый ветер чуть-чуть тянул по верхушкам... и украдкой, лукаво начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь».

Я помню, как далеко от России пришлось мне перечитать эти строчки и вдруг до сердечной тоски почувствовать, что родина начинается с того малого и милого угла земли, где впервые тебе дана была радость той красоты, без которой неполон человек. «Я восхищаюсь... этим сочувствием, которое одухотворяет пейзаж, — писал Тургеневу Гюстав Флобер. — Видишь и грезишь... При чтении ваших «Сцен из русской жизни» мне хочется трястись в телеге среди покрытых снегом полей и слушать завывание волка». Что уж тогда говорить тому, для кого Россия — не из книг узнанная родина!

В самом деле, не забываем ли мы порой, что великие патриотические чувства только тогда по-настоящему велики и сильны, когда в основе их лежат вот эти самые, казалось бы, малые начала? И в этом отношении Иван Сергеевич Тургенев, может быть, один из самых неповторимых воспитателей человека человечного, то есть коммунистического.

Эта внутренняя сосредоточенность наблюдения бесконечно разнообразного мира, эта замедленность жизненного ритма, которая необходима для здоровья физического, а еще более для здоровья нравственного, — все это гораздо важнее и существеннее, чем может показаться иному. Мой собеседник, с которого началась эта статья, убеждал меня, что в сегодняшнем ритме жизни спокойный и неторопливый Тургенев — явный анахронизм, потому что, мол, неторопливое течение тургеневской прозы должно раздражать, что сегодня, когда эпохе так нужны ученые, гораздо важнее писатели с резким мышлением, сшибкой почти парадоксальных идей... Бедняга! Он и не подозревал, что ему нужен именно Тургенев, потому что сегодня ученому более, чем когда-нибудь, необходимо это умение сосредоточиться, размышлять, уметь наблюдать почти незаметное.

Эта точность описания, слова, эпитета уже не раз вызывала восторг ученых. Академик Е. Н. Павловский подчеркивал, что поэтическое умение видеть и точно подмечать словом явления природы крайне необходимо для исследователя. Помимо того, что это дает ему точную информацию, «поэзия остается в существе науки; поэзия, я бы сказал, утепляет индивидуальный процесс трудного научного творчества». А биолог А. Некрасов, читая описание в «Отцах и детях» инфузории под объективом базаровского микроскопа, восхищался: «Это художественное изображение прозрачной коловратки должно быть классическим для всякого зоолога».

Впрочем, дело не только в развитии наблюдательности. Не потому ли иные молодые и вовсе не молодые люди жалуются на скуку, что не умеют они оставаться наедине с самими собою? Вот и возникают модные ныне проблемы «свободного времени», сводимые зачастую все к тому же духовному иждивенчеству, которое все ждет, что кто-то другой заполнит его безразличную пустоту.

Уединенность с самим собой, как необходима она для нравственного развития! Как много у Тургенева этих тенистых аллей и укромных уголков, где так хорошо и серьезно размышляется о жизни! И как хорошо, что эта тургеневская линия не скудеет в нашей литературе, продолжаясь в книгах то ли К. Паустовского, то ли Л. Леонова, то ли В. Солоухина, то ли Е. Носова, то ли В. Пескова... «О молодость! молодость! тебе нет ни до чего дела, ты как будто бы обладаешь всеми сокровищами вселенной, даже грусть тебя тешит, даже печаль тебе н лицу, ты самоуверенна и дерзка, ты говоришь: я одна живу — смотрите! а у самой дни бегут и исчезают без следа и без счета, и все в тебе исчезает, как воск на солнце, как снег... И, может быть, вся тайна твоей прелести состоит не в возможности все сделать, а в возможности думать, что ты все сделаешь, — состоит именно в том, что ты пускаешь по ветру силы, которые ни на что другое употребить бы не умела, — в том, что каждый из нас не шутя считает себя расточителем, не шутя полагает, что он вправе сказать: «О, что бы я сделал, если бы я не потерял времени даром!»

Эти слова стоят в конце одного из самых поэтических произведений нашей литературы — повести «Первая любовь».

Трудно назвать в литературе другого такого писателя, который бы сумел так точно изобразить прежде всего КРАСОТУ и ПОЭТИЧНОСТЬ молодости и любви. Тургеневские девушки — строгие и одухотворенные, самоотверженные до подвига и в то же время удивительно хрупкие и женственные — без них неполна была бы не только литература, сама духовная жизнь современности.

Для скольких молодых людей тот незримый идеал любимой, по которому они подчас бессознательно мерили своих знакомых девушек, начинался с Натальи Ласунской, точно так же, как многие наши милые подруги порой незаметно для самих себя мерили нас меркой Инсарова!

Эта идеализация, этот максимализм нравственных требований — он не просто характерен для молодости, он необходим для нее, потому что чем выше требовательность к жизни и своим чувствам, тем больше тянется в высоту росток нравственного развития.

Перечитывая Тургенева во время работы над романом «Молодая гвардия», Александр Фадеев, который так хорошо чувствовал молодежь и был ответно любим ею, с особой остротой ощутил потребность в тургеневском начале. В его записных книжках тех лет есть запись:

«В этой тургеневской идеализации есть свое обаяние, необычайная прелесть, своя правда. И я бы сказал, в наше время такой способ изображения юности, женской красоты — это то, чего недостает нашей литературе, которая чрезмерно натуралистична, приземлена. Нашей молодежи нужно такое «идеальное» изображение именно ЭТОЙ СТОРОНЫ жизни, ибо она стремится к ней, — наша молодежь в этом смысле сама будет идеальной еще на глазах нашего поколения, эти черты в ней надо развивать. Нашим учителям в школах надо как можно больше рекомендовать молодым людям читать Тургенева... Прекрасный писатель! Как жалко, что нельзя все это высказать ему лично!»

Прекрасное начало влекло Тургенева во всем: в рассвете, в конях в ночном, в крестьянских избах, в человеке. Не совершив, казалось бы, ни одного зримого подвига, более того, изнеженный и болезненный человек, в письмах которого так много жалоб на собственную слабость и неустроенность, он постоянно тянулся к натурам сильным и мужественным. Базаров, Инсаров, Елена Стахова, Наталья Ласунская, Лиза Калитина... — сколько этих необыкновенных героев шагнуло с тургеневских страниц в нашу жизнь и осталось в ней удивительной реальностью, формирующей наши вкусы, интересы, идеалы!

Что привлекало его в людях?

О Станкевиче он вспоминал:

«Станкевич оттого так действовал на других, что сам о себе не думал».

О Грановском:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.