Вера Логиновна

Вера Логиновна одернула пиджак.

— Вот что, товарищи, — сказала она. Казыдло и Славянский встали, причем ноги Казыдло не держали. — Вы что же, всерьез думаете вынести на сцену этот пошлый водевиль бездарного писаки? Да еще вывести под видом этой шарашкиной конторы весь наш исполком? Вы с этим ко мне пришли? Вы спросили у себя, у своей совести гражданина и художника? Вы хотите, чтобы мы санкционировали пасквиль? Виктор Иванович, извольте выйти и подождать в приемной своего собутыльника! Да-да! Вы думаете, нас не информировали, чем вы занимались после премьеры?

Казыдло пошел вон, по дороге его занесло и крепко шарахнуло об косяк.

Глаза Аркадия Исаевича продолжали оставаться огненными глазами конокрада, но конокрада пойманного.

— Верочка, — прошептал он. — Что же нам делать? Пропадает ведь театр, люди смеются... Верочка, в Москве Аникин вон что творит, и ничего, аншлаг... Верочка...

Вера Логиновна долго-долго смотрела на него из-за стола, потом вышла на середину кабинета.

— Думаешь, поухаживал за бабой, так теперь из нее веревки можно вить? Я тебя, прощелыгу столичную, отсюда в двадцать четыре часа... Я это тебе не как работник аппарата обещаю, а как женщина! Пошел вон! У меня на тебя одних анонимок полсотни, а сколько писем трудящихся! Женам квартиры раздаешь, а работяга...

То ли образ несчастного работяги расклевил Веру Логиновну, то ли что другое, только она вернулась на свое место, упала лицом на стол и зарыдала, не забывая указывать Славянскому пальцем на дверь.

Плакала она примерно полчаса, еще больше времени извела, устраняя последствия плача. Заглянула Настенька.

— Вера Логиновна, из института вахтер звонит, чтобы за Сергеем Петровичем машину прислали...

Не надо, — сказала Вера Логиновна. — Перетопчется. А если заберут, туда и дорога. А вы, Настенька, в следующий раз потрудитесь не строить глазки мужчинам в приемной. Не забывайте, где вы работаете. Здесь женщина должна забыть, что она женщина!